— Тогда вам придется меня уволить, и поэтому я сам подам в отставку — не дожидаясь увольнения.

— Никто, кроме нас, ни о чем не знает — правильно?

— Никто, кроме нас с вами, но если все провалится, я обязательно подам в отставку.

— А что будет с Трейси и девушкой, если все провалится?

— Я дал доктору Скаттеру слово, что привезу их назад в “Бельвю”.

— Доктор Скаттер обо всем знает?

— Нет, для него я сочинил другую историю, а вот Пингицер знает. То есть знает, что Лора Люти должна встретиться с Томасом Трейси в половине первого дня у входа к “Отто Зейфангу”. Больше он ничего не знает.

— Где он сейчас?

— Трейси попросил, чтобы доктор Пингицер тоже сидел в отделе дегустации. Я видел, как доктор вошел туда за несколько минут до вашего прибытия.

— Что он там делает?

— Трейси хочет, чтобы он просто там был.

— Известно ли Трейси, что, если все провалится, они с девушкой должны будут вернуться в “Бельвю”?

— Нет, — ответил Хьюзинга, — и это меня мучает. Это я от него утаил. Я думал, что так лучше, но все равно на душе у меня кошки скребут.

В половине девятого им опять сообщили по радио, что все спокойно. Шеф позвонил секретарю:

— Мы уже два раза слышали, что все спокойно. Я хочу знать, что произошло, что бы это ни было. Перезвоните мне.

Секретарь перезвонил и сказал:

— Все участки сообщают, что никаких происшествий нет.

— Вы уверены?

— Так точно.

— Бывало когда-нибудь, чтобы в Нью-Йорке в течение целого часа не было ни одного происшествия?

— Никогда, насколько мне известно, — ответил секретарь.

— Нет, — сказал Блай Хьюзинге, — что-то случилось. Никаких происшествий — ни одного пьяницы, ни одного семейного скандала, ни одной мелкой кражи, ни одного нарушения общественного порядка — в Нью-Йорке в течение целого часа!

Томас Трейси приступил к прежней своей работе. Он взвалил мешок с кофе на плечо, пронес его пятьдесят ярдов и сбросил на пол — только проделать все это оказалось нелегко.

Том Трейси перенес другой мешок из дальнего конца склада к отделу дегустации, а за ним третий. Каждый раз, когда он сбрасывал мешок, ему хотелось зайти в отдел дегустации и подегустировать кофе вместе с Пиберди, Рингертом, Шайвли и Пингицером, потому что он слышал, как они разговаривают, хотя разобрать, о чем они говорят, не мог. Однако он чувствовал, что ему не стоит заходить к ним, пока он снова не научился справляться с работой так же легко, как прежде, пока не начал получать от нее удовольствие.

После каждого мешка он чувствовал себя очень усталым. Вес, давивший на плечо, казался огромным. Несколько раз ноги подкашивались, и ему казалось, что он вот-вот упадет. Он не мог понять почему: ведь каких-нибудь шесть лет назад он так легко справлялся с этой работой! Он дышал прерывисто, и каждый раз, когда он поднимал мешок, сердце начинало бешено колотиться.

Наконец он остановился у заднего окна — отдохнуть, подумать о теперешнем своем состоянии, посмотреть, что там, во дворе.

А там все было прежним: асфальт, кирпичи и камни, потемневшие доски, мусорные баки, хлам и отбросы повсюду, упрямое старое дерево, кое-где сорняки, низкая арка ворот в кирпиче здания на противоположной стороне двора. Несколько кирпичей выпало, два до сих пор валялись на асфальте.