«Ты не знаешь, кто это такой?» – спросил я Юрку.
«Случайно знаю, – ответил тот. – Это юрисконсульт Крамарчук. Работал с моим батей над договором по полному собранию сочинений».
«Что за вздор ты несешь, Юрка! – Глика как завороженная смотрела на человека с каньоном под левой лопаткой. – Это же наш сосед, контр-адмирал Моккинакки. – Она встала, вытянулась всей своей тонкой фигурой и стала махать рукой. – Товарищ Моккинакки! Георгий Эммануилович! Жорж!»
Товарищ, названный почти одновременно юрисконсультом и контр-адмиралом, услышав ее голос и увидев машущую руку, растолкал стоящих поблизости купальщиков и помчался вверх, к нам, каждым огромным скачком преодолевая несколько ступеней. Через несколько секунд он был уже на нашем уровне и полетел вперед, уподобляясь древнегреческим бегунам с краснофигурного килика. Я ждал увидеть вблизи какое-нибудь человеческое чудовище, но он, приблизившись, явил вполне приятную смуглую ряшку еще не старого, хоть и лысого мужчины, сияющую от счастья видеть второкурсницу МГУ Глику Новотканную.
«Глика! Родная моя! Я тебя повсюду искал! Сегодня утром прилетел! Бросился на восемнадцатый, не нашел! Бросился на Манежную – не нашел! Вдруг увидел регату на реке! Интуиция подсказала – гони туда, в ЦПКиО! Спасибо ей! Вечное спасибо ей!»
«Да кому, Жорж? Кому?» – смеялась счастливая Глика.
«Интуиции, Глика! Не подвела!»
Он обхватил ее за талию и даже слегка приподнял, а она слегка на нем повисла. Вот странная несоразмерность, подумал я. Допустим, я или Дондерон влюбляемся в женщину бальзаковского возраста. Разве мы будем у всех на глазах сиять от счастья при встрече с такой женщиной? Скорее уж будем проявлять сдержанность, не правда ли, Дондерон? А тут у всех на глазах чувиха нашего юношеского возраста вне себя от счастья навешивается на лысача! Это все Хемингуэй натворил, согласен, Юрка? Бальзак совсем еще годных женщин облажал, а Хем героизировал пожилую мужскую кобелятину. Не плачь, Дондерон, мы тоже такими будем, если в тюрьму за джаз не сядем. Ну вот, она уходит с этим Кокки-мокки-накки-такки, а нам, мальчикам, даже «пока» не говорит. Остается только посмотреть, как вернется из плаванья поэт Смельчаков.
Длинный жаркий день юлианского июля подошел к концу. В светлом еще небе над Яузской высоткой и над башнями Кремля стали появляться планеты. Венера, как всегда, опередила сестер с мужскими именами. Зажег все огни покачивающийся духан под названием «Ресторан Поплавок». Сходни его угрожающе прогибались под тесной очередью, но люди готовы были пойти на любой риск ради счастья попасть внутрь, где стучал барабан Лаци Олаха и где звучал манящий баритон Гурама Апчхидзе. Тот пел:
«Послушай, Жорж, что это он поет такое несуразное? – спросила Глика. – Ведь это же популярная песня, и никогда там никакой высоковольтной дуги не было».