Голос звучит сдавленно, это почти шепот. Люка отталкивают в сторону. От удара ногой в бок он сгибается пополам. Теперь он лежит на полу, корчась от боли.

— Кто… Кто вы такой?

Он ничего не видит. Неизвестный погасил свет и направил луч фонаря прямо ему в глаза.

— Кто я такой — это неважно. А вот вы, Грэхем, — кусок дерьма. Жалкий докторишка, отчаявшийся, все потерявший, никому не нужный алкоголик, думающий о самоубийстве, лечите депрессивных идиотов. Не следовало вам лезть туда, куда вас не просят, тянуться к тому, что вам не по зубам. А вы все-таки влезли.

— Я… Я не понимаю…

Рукоятка пистолета прижимается к его виску.

— Ах, как хочется надавить посильнее, вы представить себе не можете. Сукин сын.

Люк шумно дышит. Кровь стучит в висках.

— Как по-вашему, с кем вы имеете дело? С кем-то, кто ничего о вас не знает? Я знаю, что вы сделали, я знаю ваши страшные тайны.

— Вы… Вы ошиблись, я не тот, кто вам нужен.

— А как насчет аварии с вашей семьей в две тысячи третьем?

Люк не может произнести ни слова, не может пошевелиться. Неизвестный продолжает:

— Вы ведь тоже оказались на краю пропасти, но это была психическая пропасть.

Дуло пистолета прижимается к его левому запястью.

— И вы спрыгнули.

— Хватит! Хватит!

— Я знаю все, чтобы потопить вас. В частности, одно имя. Жюстина Дюмец.

Люк потрясен этими разоблачениями, прошлое снова встает перед ним. Он пытается подняться, но пистолет не дает ему пошевелиться. Он прищуривается, и ему удается разглядеть, что посетитель одет во все черное, с капюшоном на голове. Сердце Люка словно зажали в тиски. В прошлом ему уже приходилось видеть этот капюшон. Он преследует его в самых страшных снах.

— Чего… Чего вы хотите?

— Прежде всего, оставьте в покое Алису Дехане. Вы не будете ее лечить. Вы оставите ей ее воспоминания. В следующий раз я не буду так снисходителен.

— Но… При чем тут Алиса? Какое она имеет к этому отношение?

Пистолет со страшной силой обрушивается ему на голову.

— За кого вы меня принимаете?

Люк стонет, с трудом поднимает голову.

— Я ничего не понимаю!

— И не пытайтесь понять, вот и все.

— Я не могу отказаться от пациентки! Никогда в жизни!

Вздох.

— Вообще-то, несмотря ни на что, Грэхем, я вас уважаю, вам это известно? Мозгоправы знают, как ранить людей, знают лучше других, от них куда больше толку, чем от пыток. Слова имеют такую власть, а в мозгах у людей столько всяких извращений, и все это только и ждет, как бы вырваться наружу и расцвести пышным цветом. Вам, наверное, много чего довелось услышать, а, Грэхем? Сколько женщин рассказывали вам, как их в детстве трахали родные отцы? А вы-то своего не упустите, а? Вы их тоже имеете? А уж Алиса Дехане вам много порассказала, я думаю?

— Вы ненормальный.

Луч фонаря начинает метаться.

— А красотка Доротея? Как она поживает?

Люк трет висок, потом смотрит на кровь на кончиках пальцев.

— Вы знаете Доротею?

— Конечно. Я все про вас знаю. Про ваших больных, про ваши недостатки, про ваши достоинства… Бедный папа умер на теннисном корте, мама киснет в доме престарелых, и так далее. — Луч фонаря светит то в один глаз, то в другой. — Алиса не поправится. Выкиньте ее, как мусор. Послушайтесь, Грэхем, или вы сдохнете. Если придется, я займусь хорошенькой бабенкой, с которой вы сегодня ужинали в ресторане. Как там ее зовут? Жюли Рокваль?