— Как может быть «Свистать всех наверх» плохой фильм, ели там идея любви! — вдруг сказала Ирка.

— А кто сказал, что плохой фильм? — спросил я.

— Ты сказал!

— Ничего я не говорил, пошли отсюда!

— Какая же это картина?! — возмутилась Ирка, когда я ее подвел к стене.

Мне показалось, она меня хочет ударить по щеке.

Я отошел подальше и совсем не к месту прочел свое единственное стихотворение, сочиненное на уроке арифметики:

Сзади меня совсем не Иркин голос спросил:

— Как фамилия?

Я обернулся.

Вот уж не ожидал я увидеть товарищей милиционеров! Как они появились? Дверь оставил раскрытой. Какая теперь разница.

— Чего вы? — сказал я. — Я ничего…

Я хотел выскочить в дверь, но меня перехватили.

— Спокойно, спокойно, — сказал старший лейтенант, — ишь ты…

— Что я сделал?! — сказал я.

— Покажите-ка вот эту книжечку, — попросил он.

На столе лежал «Суриков».

— Давайте-ка, давайте-ка ее сюда.

Он сам взял «Сурикова», повертел в руках и передал сержанту.

— А вы, барышня, что тут делаете?

— В гости пришла, — сказала Ирка.

— Погостили, а теперь домой идите.

— Ну, я пошла, — сказала Ирка.

— До свидания… — сказал я.

— Соберите краски, — сказал старший лейтенант.

— Нету у меня никаких красок, — сказал я, — кончились у меня все краски.

— Ну и ну! — сказал он, глядя в упор на стену. — За это я бы своего сына по головке не погладил!

Сержант рассматривал стенку с интересом. Он потрогал краску и тоже измазал палец, как мой отец.

— И на это ты все краски угробил? — спросил с недоумением старший лейтенант. — А теперь отвечать придется, ай-ай-ай! Я бы всыпал. Ну, дает! Кто у тебя родители?

Я молчал.

— Приличные, наверное, родители, а сын — вор.

— Доверху все замазал, товарищ старший лейтенант, — сказал сержант, — живого местечка не оставил, товарищ старший лейтенант.

— Воруем, значит, «великие художники»? Сурикова крадем, костюмы, краски…

— Какие костюмы?

— Ах, мы о них не слышали?

— Не знаю я ни о каких костюмах!

— Сурикова, значит, украли, — очень хорошо!

— Зелененькой красочкой, товарищ старший лейтенант, похоже, из ковша лил…

— Распустились молодые люди.

— И потолочек прихватил, — сказал сержант.

По стене скользнул солнечный зайчик и пошел плясать по краскам. Наверное, какой-нибудь мальчишка баловался зеркальцем на противоположном балконе.

— Намазюкал, аж глаза ломит, товарищ старший лейтенант, — сказал сержант.

— Ну, пошли, художник, — сказал старший лейтенант.

— А как я родителям сообщу?

— Раньше нужно было о родителях думать, молодой человек.

Кошмарики, пропало ваше чадо…

В камере я положил в угол свой пиджачок под голову и прилег. Хорошо, что пиджачок прихватил с собой на всякий случай.

Лезли в голову мысли. Самые разные, самые несуразные.

Подвальчик темненький, прохладненький подвальчик, а наверху жара. Играют двое в карты. Странно, у них карты не отобрали, не обыскали. Пьяный спит. Обстановочка, новая обстановочка. Никто на меня внимания не обращает, и то хорошо.

Встал, потянулся. Надоело лежать.