Это все так и не так. Потому что, общаясь со мной, даже близкие друзья не учитывают степень моей гениальной интуиции. Просто я предвидел покушение идиота на картину Репина «Иван Грозный и сын его Иван» в Третьяковке. И уже тогда мечтал, чтобы на случай этого покушения висел не Иван Грозный с сыном Иваном, а я с Мишкой. Дешевле реставрировать.

Дорогой Шурка!

Помимо актерского дара, ты обладаешь редким талантом неназойливого, легкого, умного и серьезного (извини, конечно) человеческого общения. Все, кто общается с тобой, попадают в твой круг внимания, точно знают, что они не одиноки. Мы все, знакомые и незнакомые, тебя любим. Ну а об выпить и закусить… «Ничего, ничего… молчание», как говорил гоголевский герой. Ты только будь здоров, дорогой, а уж с собой-то мы принесем.

Юра Норштейн – мой ближайший друг. Я был знаком с Вячеславом Котеночкиным, хорошо знал Федора Хитрука. Это все великие художники. Когда они звали что-то делать, все бежали не потому, что надо заработать, а потому, что было предчувствие чего-то очень настоящего. Такую скрупулезность в работе трудно себе представить на сцене, в кино или на телевидении. Я иногда прихожу в студию Норштейна, много лет работающего над «Шинелью». Он открывает свои кованые сундуки, а там лежат четыре тысячи ресничек. Каждая ресничка – для определенной сцены, определенного выражения чувств Акакия Акакиевича. И так все части лица и тела. Вот это работа, это искусство! Надеюсь, что в Юре проснется коммерческая жилка. Остальные жилки у него и так есть, и они гениальны.

Юра восторженно-образованно озабочен живописью и поэзией. Когда есть повод, ему не важен размер аудитории, ему важно качество. Так, в поселке Пионерском, что в общем-то деревня, под Истрой, есть маленькая библиотека, за которой бережно следят несколько милейших дам, получающих вскладчину три рубля в месяц, но при этом собирающих интеллигентные посиделки, будь то вечер памяти актера и чтеца Дмитрия Журавлева или обсуждение какой-то книжной новинки. Мы как соседи всегда там присутствуем. Они пекут огромный пирог с собственным вареньем. Жидкое приходится приносить с собой, хотя они предпочитают чай. В вечер, посвященный Твардовскому, аудитория собралась такая: четыре библиотекарши, две соседские старушки, наша общая подруга Наташа Абрамова, мы с женой и Норштейн, два с половиной часа взахлеб читающий Твардовского. Или: когда обезумевшее московское население почему-то решило, что без Серова оно жить не может, и буквально сносило Новую Третьяковку, Норштейн благодаря своим связям провел нас и Чулпан Хаматову туда в выходной день в 7 утра с черного хода, и мы этой компанией наслаждались трехчасовой экскурсией «Серов – Норштейн».