Это было только начало.

родителями дело не закончилось.

Мама села в кресло, как сжатая пружина, лицо ее пылало. Уставившись в ящик, она нервно тянула сигарету. По Шотландскому телевидению шла одна из гнуснейших программ на гэльском языке, из тех, что показывают какого-нибудь урода, наряженного, как чертова кукла, и поющего какую-нибудь идиотскую песню на никому не понятном языке, а на заднем плане горы и реки. Я взглянул на старика и понял, что он держит ухо востро. Мы с Тони знали, что старушка взорвется с минуты на минуту.

Она начала издавать протяжный витиеватый звук, который перерос в жуткий ор; она кричала на телевизор:

– ШЛЮЮЮ-ХА ГРЁЁЁБА-НА-Я! СУУ-КА, ПОДСТИИИЛ-КА ЯПОНСКАЯ! Она нагнулась вперед и плюнула на экран. Жирная слюна заструилась по изображению Мэри Сэндмэн, гэльской певицы.

– Что ты делаешь, Вет? Что ты, бля, вытворяешь, знаешь-понимаешь?! Женщина поет себе гэльские песни, и больше ничего. Она, бля, песни гэльские поет! Чего ты взъелась? Я тебя спрашиваю!

– Эта шлюха нарядилась япошкой и пела «Мой японец» …

– Да нет же… это гэльская девица… ты не за ту ее приняла, Вет… это гэльская девчонка, наша, шотландка, никакая не япошка. Разве она похожа на япошку? Я тебя спрашиваю, она что, бля, на япошку похожа? – тыкал в экран отец.

Мама зло зыркнула на него и с ухмылкой указала на Мэри Сэндмэн.

– Она еще хуже, чем япошка! Япошка каким родился, таким и помрет, а эта блядь нарядилась япошкой, да еще прославляет этих пакостников, низкорослых ублюдков, палачей…

– В ее наряде нет ничего японского, Вет, это шотландская девушка, она ведет гэльские программы…

– Да нет, – вмешался Тони, – мама права. Она действительно пела «Мой японец». И в Шотландской десятке она выступала в японском костюме, помнишь?

– Ну да… припоминаю… – батя запел, а Тони подхватил:

Кто скажет мне, куда ушел любимый,

Мой японец?

Проснулась утром я – исчез любимый,

Мой японец.

Что я наговорила, натворила, что со мной?

О-о-о-о,

Ушел, исчез – и счастье он унес с собой…

– Заткнитесь, еб вашу мать! ЗАТКНИТЕ СВОИ ПОГАНЫЕ РТЫ, ПИДОРМОТЫ! – заорала мама.

– Это же всего лишь песня, Вет, песенка «Мой японец», – Джон примирительно выставил ладони.

Такая вот хуйня. Вот так вот мы жили.

Тогда-то я и слился.

Но от себя не убежишь ни в Манчестере, ни в собственной голове. Я увез ее с собой сюда, в своей башке. Она преследовала меня. Кошмары, кошмары с аистом Марабу

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

в кошмары

с аистом

Марабу

мы подошли вплотную к гнездовью, – сказал я Доусону, когда мы вошли в оранжерею коттеджа 1690.

– Марабу летают у нас над головами. Похоже, что, скорей всего, они находятся в районе вашей секретной базы, Локарт. Возможно, они ее заняли и стали там гнездоваться, – объяснил Сэнди.

– Мой развлекательный комплекс…-Доусон едва не лишился дара речи, – …гнездо для этих монстров… Сэди… это, конечно, всё недруги Джамболы. Теперь мне все ясно. Они обвели Локарта Доусона вокруг пальца. Что ж, мы им еще покажем…

Его бред был прерван звоном бьющегося стекла и какофонией неистовых криков, когда один, другой, затем еще несколько крупных Марабу, разбивая стеклянные стены, влетели в оранжерею.