Делфина и Элоди играли на песке. Делфина стояла, аккуратная и благопристойная, в желтом жакете на пуговицах, с волосами, заплетенными в косы, и словно обучала сестру какому-то дикому танцу. Элоди прыгала и крутилась, и ее следы на песке окружали Делфину. Длинные водоросли в руках у маленькой плясуньи развевались, как ленты серпантина. Ветер подул со стороны моря и донес их голоса. Элоди смеялась, громко и заливисто, а Делфина ее поучала, заботливо и терпеливо. Позволяя ей играть, оставаться ребенком. Всегда ведет себя как ребенок.Голос прозвучал у самого уха. Она повернулась и обнаружила, что Селеста стоит рядом с ней, глядя вниз на дочерей с горделивой и любящей улыбкой. Да, это была Селеста. Она смотрела на нее своими изумительными глазами, и сияние красоты исходило от нее, как свет, озаряющий все вокруг. Никакой дрожи в теле, никаких следов горя на лице. Водоросли в руках у Элоди трепетали и хлопали на ветру, словно вымпелы кораблей. Димити силилась вздохнуть. У нее закололо в боку, в области сердца. Сильней, чем она могла вытерпеть. Она хватала ртом воздух, словно рыба, оказавшаяся на суше, и прижимала руку к ребрам, к той ране, которая, как она чувствовала, раскрылась и пропускала внутрь холодный ветер. Ей хотелось остаться с Элоди и Делфиной, хотелось увидеть, как расцветают улыбками их лица. Детские лица девочек Обри – здоровых, любимых, беззаботных и счастливых. Ей хотелось увидеть, как развеваются черные волосы Элоди, когда она кружится в танце. Но вдруг все исчезли. Накатила волна и смыла с песка их следы. Делфина!Она пыталась позвать ее, но изо рта не вылетало ни звука. Селеста осталась на утесе и хмуро посмотрела вслед Димити, когда она повернулась и пошла обратно к «Дозору», медленно и пошатываясь.
В «Дозоре» было многолюдно – даже слишком многолюдно, потому что все перекочевали туда. Элоди лежала на диване, болтая ногами в воздухе, а Делфина сидела рядом с ней. Теперь они были другими. Перестали выглядеть счастливыми и превратились в тени. Они ждали. Селеста ходила большими кругами вокруг дома, пытаясь в него войти, а Валентина внимательно наблюдала прищуренными глазами за каждым ее движением. В их глазах Димити виделся обвинительный приговор, а еще в них сверкали отсветы таких тайн, которые даже она сама теперь плохо помнила. Тайн, которые она заставила себя забыть. Но дочери Обри ничего не забыли, и Селеста тоже, и Валентина. Димити в отчаянии оглядывалась по сторонам, боль в груди становилась сильней. Отсутствовал только Чарльз. Единственный, кого она хотела видеть, единственный, кого ждала. Он один исчез без следа. Димити доковыляла до лестницы и начала подниматься.
Через открытую дверь было видно, как его комнату освещают лучи вечернего солнца. Открытая дверь. Какая небрежность, какое легкомыслие. Эта дверь никогда не открывалась вот так, настежь, с тех самых пор, как Чарльз поселился в «Дозоре». Ему нравилось сидеть взаперти, в безопасности, в уединении. Когда Димити к нему заходила, он иногда бросал на нее быстрый взгляд, проверяя, точно ли это она. Мгновенный всплеск страха в глазах, который появлялся прежде, чем он ее узнавал, всякий раз заставлял ее сердце обливаться кровью. В других случаях он просто не замечал ее появления. Теперь Димити подошла к его кровати, той самой, на которой спала в детстве, и принялась смотреть на место, где обычно спал Чарльз, как будто он и теперь мог там лежать. Ее пальцы дрожали. Она почти чувствовала мягкий шелк его волос, жесткие выпуклости его ребер.