И вот теперь, наблюдая, как они моментально сошлись и вовсю дурачатся в весеннем сквере, я думаю, что не стоило тянуть, наверно.

И это — самое правильное решение.

Конечно, ничего не изменилось ни в наших с Зубовым отношениях, ни в целом, в ситуации.

Он по-прежнему, ничего определенного не говорит и не обещает. Его отношения к себе я не знаю, хотя и предполагаю, на основе полученных путем эмпирического наблюдения аналитических данных, что ничего хорошего я не услышу.

Про его работу я, естественно, тоже ничего не знаю, и не узнаю никогда. Как не узнаю и того, когда это все завершится.

И когда он исчезнет из нашей с Сонькой жизни.

Но моя дочь, проявившая себя неожиданно взрослой и очень даже понимающей особой, достойна правды.

И я ей эту правду скажу, когда придет время.

В конце концов, у нее есть папа, и этот папа, совершенно очевидно, рад, что она у него тоже есть.

А такое — много значит.

Соня запомнит эти легкие веселые моменты с отцом, они отложатся у нее в памяти, как что-то приятное и светлое.

Зачем мне лишать моего ребенка таких чудесных ощущений?

— Мама, пойдем есть пиццу! — пищит мне с Зубовского плеча Сонька, старательно выговаривая звуки.

Тетя Лена, мама Вадима, постаралась, поучила ее в свое время.

— Пойдем, — киваю я, замечая, как Зубов смотрит на меня, внимательно и напряженно, но старательно ухожу от ответного взгляда.

Вот к чему я пока что не готова, так это к разговору, разъяснению ситуации.

Я ее сама еще никак не вижу, вернее, вижу, но… В негативно-реалистичном ключе.

И хочу привыкнуть к этой мысли, прежде, чем Зубов ее подтвердит или постарается опровергнуть.

Последнее ему вряд ли удастся.

Мы идем в пиццерию, заказываем большую и жирную пиццу, уминаем ее с кофе и соком.

Я мало ем и много смотрю на свою дочь и ее отца. Смотрю, запрещая себе даже в голову запустить мысли о том, что такое может быть постоянно. Потому что это опасно. Можно привыкнуть. Поверить.

Второй раз разочаровываться я не могу себе позволить. Я не одна теперь.

Зубов общается с Сонькой, причем, делает это вполне правильно. То есть, без скидки на «уси-пуси, маленькая девочка», а как с понимающим, серьезным человеком. Соня рассказывает ему про сад, про воспитательницу, про то, что на прогулке нашла сегодня кости динозавров, а воспитатель их отобрала и сказала, что это — кости курочки.

И потом долго мыла Сонькины ручки и полоскала перчатки.

Зубов отвечает, что курочки — это бывшие динозавры. Только они со временем стали маленькими…

Дочь очарована.

Она обожает динозавров, все, что с ними связано, любит фильмы про динозавров и обучающие мультики.

И Зубов, похоже, нащупал верный путь к ее сердцу.

Хитрый гад.

Я пью кофе, разглядываю их, иногда ловлю на себе внимательные взгляды Зубова…

И никак не реагирую. Потом все будет.

Время проходит, вижу, что Сонька уже слегка устала от обилия эмоций, и надо бы закругляться.

— Сонь, пора домой, спать, — говорю я, находя паузу в диалоге отца и дочери.

— Да, папа пойдет с нами?

— Э-э-э… У папы своя…

— Конечно, с вами, — тут же спокойно перебивает Зубов, а затем кидает на меня прищуренный взгляд, — я теперь все время буду с вами.