– Ты куда пропал?! – без прелюдий накинулся на друга Емельянов.

– Да батарейка села, – отмахнулся Игорь, пятясь, дабы Василий мог войти в прихожую.

– А городской телефон?

– С ним ерунда какая-то уже три дня творится: не прозванивается никто. Я хочу на станцию сходить…

– Да подожди ты со станцией! – Емельянов несколько секунд недоумённо смотрел на приятеля, после чего продолжил: – Ты действительно ничего не знаешь?

– Чего?

– Смирнов умер. От разрыва сердца.

– Какой Смирнов? – не понял Гамбулов. – Гришка? Из второй роты?

– Нет, маньяк, которого Семёныч и Литвинов вчера взяли.

– Кто?

– Ты сбрендил? – не выдержал Вася. – Ты ж его ночью в сортир водил. Мужик из одиночки.

– Я? Его? – Гамбулов смотрел на Емельянова точно так же, как тот – на него: словно на сумасшедшего. – Опомнись, Вась, нам на смену только вечером.

Несколько секунд полицейские таращились друг на друга, после чего Емельянов качнул головой:

– Мы с тобой прошлой ночью дежурили.

– Где?

– Где положено.

– Наша смена с третьего на четвёртое.

– Ну. – Василий улыбнулся. – А сегодня какое?

– Третье.

– Уверен?

Гамбулов молча взял в руку лежащий на столе телефон, разблокировал экран и полез в календарь. Через мгновение замер, беззвучно шевеля губами, а ещё через несколько секунд изумлённо посмотрел на приятеля.

– Убедился?

– Всё верно, – севшим голосом произнёс Гамбулов. И нервно усмехнулся: – Слушай, ну… скажи, что это прикол, Вась, а? Как ты это сделал?

– Смирнов умер, – повторил Емельянов. – И это ни разу не прикол.

Сообщение о смерти арестанта Игорь пропустил мимо ушей. Вновь посмотрел на телефон, аккуратно вернул его на место и хрипло уточнил:

– То есть ты хочешь сказать, что мы… что мы отдежурили смену?

– Ага.

– Почему же я ничего не помню?

– А вот этого я не знаю, – покачал головой Емельянов. – Но из-за этого вопросов к тебе, Игорёк, только прибавится.

«И это, блин, меня капец как пугает!» – сглотнув, подумал Гамбулов.

Зоран плакал.

Сидел в отцовском кресле, держа в руке письмо, и плакал, изредка слизывая с губ солёные слёзы.

Не выдержал. Попросту не выдержал навалившегося. Утром перечитал письмо во второй раз и снова не сдержался – заплакал. Отец, всегда скупой на эмоции, в прощальном послании сказал едва ли не больше, чем за все предыдущие годы. Поэтому его любовь сумела преодолеть холодное время и равнодушие бумаги и дотянуться до парня.

И любовь обернулась слезами.

«Хватит!»

Зоран резко открыл глаза и уставился в стену напротив.

«Хватит соплей! Ты уже взрослый. Ты уже восемь лет сирота. Слёзы должны остаться в прошлом, в долгих бессонных ночах одинокого подростка. В тех тёмных часах, которые намертво впечатались в память, но уже миновали. И слёзы должны высохнуть…

Нужно действовать».

Зоран взглядом отыскал конверт, в котором скрывалось предсмертное послание родителей, осторожно вытряхнул на стол их прощальный подарок – маленький футляр красного дерева – и уставился на него так, будто перед ним лежала змея.

Впрочем, так оно и было.

На столе действительно лежало нечто ядовитое, страшное и смертоносное. Во много раз опаснее змеи. Но такое же холодное.