– Ваташи но ками! Извините… И все они… погибли?

– Практически все. Разве что успели родиться новые, такие, как наша. Повторяю, залезьте и включите записи, сами убедитесь.

– Разрешите мне? – вежливо обратился японец к Ивану.

– Мы должны соблюдать инструкции…

– Да не трусь ты, – возмутился Филипп. – Ни одна инструкция не запрещает изучать найденные артефакты. Другой случай может уже не представиться. Я тоже был удивлён, что меня пропустили в центр управления вселенолётом. Может, эти парни, что сконструировали его, и в самом деле были нашими прямыми предками? Я бы не удивился. – Филипп хохотнул. – И предвидели, что мы, то есть их потомки, когда-нибудь наткнёмся на эту машину.

Иван сжал челюсти так, что заныли зубы. Напоминание Бугрова перед полётом о соблюдении пунктов СРАМ стучалось в голову кузнечным молотом. Обидное высказывание Каледина «не трусь» жгло душу калёным железом. А колебаться долго он не привык.

– Что нужно делать?

– Решился.

Иван сглотнул ругательство.

– Что нужно делать?

– Ничего особенного, забирайся в люльку, располагайся поудобнее, автоматика кресла сама подсунет тебе свои гаджеты.

– И шлем?

– Шлем торчал из стенки отдельно, и он был в три раза больше, чем сейчас, а когда я лёг, он сжался под размер головы. Говорю же, хозяева вселенолёта были почти людьми, только пятиметрового роста.

– Позвольте всё-таки мне рискнуть, – нетерпеливо сказал Ядогава.

– После меня, – сказал Иван. – Если вдруг что случится…

– Ничего с тобой не случится, – подхватил Филипп, – я жив и здоров, хотя энергии эта штука забирает много. Ложись, подключайся и смотри. Я слишком поздно понял, что с ней можно разговаривать мысленно, как с человеком.

– С кем – с ней?

– Машина говорила со мной женским голосом. Мне представилось, что она красивая молодая женщина.

– Странные у тебя фантазии.

– Займись делом уже, – рассердился Каледин. – Тянешь время! А то я снова залягу.

Иван преодолел необычную заторможенность (чего греха таить, было страшновато), влез в саркофаг и принялся устраиваться на вогнутом плетёном ложе, как советовал оператор. Нацепил на голову полусферу с мигающими в унисон сиреневым светом усиками, затем лёг, вздрогнул, когда ложе под ним зашевелилось, подстраиваясь под форму тела. Ажурные «опухоли» наползли на кисти рук сами.

– Головокружительного путешествия, дружище! – весело сказал Филипп.

– Вытащите меня через полчаса, если сам не встану, ответил Иван, закрывая глаза.

Он ожидал какой-то вспышки, сотрясения, потери зрения, электрического удара или хотя бы какого-то не-обычного звука, однако ничего подобного не почувствовал и не услышал.

Тишина проникла в голову! Небывалая бездонная тишина!

Затем Иван ощутил стремительный рост тела и превратился в огромное сложное сооружение, живое и неживое одновременно, воспринимающее единомоментно и космические просторы вне тела, и все органы тела вплоть до мелких нервных узлов и молекулярных композиций. Он увидел зал необычной формы, его центральную колонну (вовсе не компьютер, как представлялось вначале, потому что компьютером было всё, из чего состояло гигантское веретено «вселенолёта», череду саркофагов (вот они действительно являлись своеобразными ложементами-модулями владельцев «корабля судного дня») и людей в зале, в том числе самого себя. Услышал их разговоры и мысли, и биение собственного сердца. Понял переживания спутников. Но главным было ощущение необычайной лёгкости и свободы, так как через всё веретено вселенской машины текло понимание происходящего!