насквозь от носков до трусов. Штатники стали заболевать. Эпидемия симуляции косила их по всем отделениям города, так что приходилось вкалывать не только у Джонстона, но и на других станциях. Вскоре и в стане внештатников началась паника, многие слегли. Но я не заболевал, так как имел здоровый иммунитет на общую точку зрения. В то памятное утро меня откомандировали в отделение Вентли. Пятый день стояла штормовая погода, дождь шуровал сплошным водопадом, канализационные стоки не справлялись с обрушившимся потоком, и вода хлынула на тротуары, заливая газоны и врываясь в дома. А меня отсылали в отделение Вентли.
Они сказали, что им нужен крепкий парень, сказал Джон-стон, как только я предстал перед ним, вынырнув из водной пучины. И снова под дождь. Наудачу моя колымага завелась, и вскоре я был уже в Вентли. Если бы машина отказала, пришлось бы бежать на автобус. Никого не интересует, что у тебя в ботинках стоит вода. Управляющий Вентлинским отделением указал мне мой сортировочный ящик. Он был уже прилично набит почтой, и я начал забивать его дальше, мне помогал какой-то угрюмый парень. Это смахивало на грязную шутку. Никогда еще я не видел такого ящика! Вагон из 12 отделений! В нем помещалась почта доброй половины города. В довершение ко всему я узнал, что маршрут пролегает на Холмах. Только настоящий псих мог придумать такое. Наконец, мы рассортировали всю почту, загрузили журналы в грузовик, и я уже потащился к выходу, когда объявился управляющий.
Я не могу дать тебе кого-нибудь в помощь, сказал он. Да все нормально,
ответил я. Нормально!? Убийцы! Лишь позже я узнал, что этот хмырь
был лучшим приятелем Джонстона. Маршрут начинался прямо с порога отделения. Впереди у меня было двенадцать кварталов! Я ступил в водный поток и двинулся вниз по улице. Это был бедный район: неказистые домишки, захламленные дворики, почтовые ящики, болтающиеся на одном гвозде и кишащие пауками. На верандах старушенции, скручивающие себе сигареты, жующие вонючий табак и бранящиеся на своих канареек. Сидят, бубнят себе под нос и высматривают меня идиота, блуждающего под дождем. Когда трусы намокают, они начинают сползать, все ниже и ниже скользя по ягодицам, пока не повисают мокрым обручем на промежности брюк. Капли дождя размывали чернила на конвертах, и сигарету было уже не прикурить, а я все шел и шел, вытягивая из сумки журналы, газеты, письма. На мои туфли налипли комья грязи, и сверху они напоминали мощные бутсы. Время от времени я вляпывался в какое-нибудь скользкое дерьмо и чуть не падал. Это был только первый квартал, а я уже выбился из сил. Снова отворяется дверь, и вновь старушенция задает мне неизменный вопрос: - А где наш постоянный почтальон?
Леди, РАДИ БОГА, откуда мне знать! И вообще, какого черта я должен ломать над этим голову! Если я перед вами, значит, он где-нибудь еще! Фу, вы еще противней, чем он!
Я противнее!? Намного! Рассмеявшись, я отдаю разбухшее от влаги письмо и ступаю под дождь. "Может, дальше будет полегче", думаю дорогой. Старушка Нелли, стараясь быть приветливой, берет меня за руку: