Затем было долгое путешествие на пароходе, в каюте третьего класса, под ватерлинией. Они вернулись в Европу. Мама сказала, что так будет лучше и там она сумеет найти хорошую работу.
На самом деле жизнь в Европе была ничуть не лучше, чем в Америке. Сплошная безработица, отчаяние в глазах людей, голодные вечера в холодной квартирке на Монмартре. Затем мама снова вышла замуж. Ее новый супруг, родом из Австрии, оказался обеспеченным фабрикантом пуговиц и пряжек. Скоро выяснилась, что ему требовалась безропотная рабочая сила, экономка и рабыня в одном лице. Взрослеющая Лена наблюдала, как отчим бьет ее маму, а та, глотая слезы, едва сдерживается, чтобы не разрыдаться.
— Если хочешь, чтобы твои отпрыски жили в достатке, то ты должна терпеть, — не раз слышала она любимую фразу отчима.
Мама умерла от чахотки пять лет спустя. Надвигалась новая война. Лена помнила, как ее родной отец настороженно относился к немцам. Когда войска Гитлера лихо промаршировали по улицам Вены, она не верила своим глазам. Неужели такое возможно? Отчим же радовался тому, что нашелся человек, который железной рукой наведет в Европе порядок. Кроме того, он значительно обогатился на военных заказах.
Как барышня из приличной семьи, Лена выходила в свет. Ею интересовались нацистские офицеры, Лена же не могла пересилить себя. Они напоминали ей крыс, которых она когда-то ловко убивала ударом железного совка для угля.
Она была вовсю увлечена идеями подпольного движения. В университете, где она изучала историю, образовался кружок патриотов, которые поставили своей целью способствовать падению ненавистной фашистской диктатуры. Без опаски пропагандировались левые взгляды. Именно тогда Лена влюбилась в первый раз.
Покойный отец явно не одобрил бы ее выбор — молодой человек из пролетарской среды, притом с еврейскими корнями, который только и делает, что ведет разговоры о правильности учения Маркса и Ленина, открыто восхищается политикой Сталина и боготворит Советский Союз.
Именно он, Макс Розенблюм, стал ее первым мужчиной. Они провели изумительную ночь в крестьянском домике, любили друг друга до зари, а потом он ушел. Как оказалось, навсегда. В их подпольной организации оказался предатель, практически всех, кто участвовал в Сопротивлении, арестовали. Лене чудом повезло. Впрочем, отчим популярно разъяснил ей, что это никакое не чудо.
— Дура и потаскуха! — визжал он, размахивая перед ее носом ремнем. — Ты знаешь, чего мне стоило добиться, чтобы твое имя не упоминалось в числе тех, кто ведет подрывную деятельность в Третьем рейхе? Их всех повесят, и тебя бы тоже вздернули, если бы не я. Только почитая память твоей усопшей матери…
Лена знала, что отчим никогда не любил ее мать, а использовал в собственных интересах. Ему, фермерскому сыну, который в детстве пас коров, доставляло скрытое садистское удовольствие мучить русскую дворянку.
Как бы то ни было, но, опасаясь за собственную шкуру и гешефты, отчим, заплатив изрядную сумму, сделал так, чтобы Лена проходила по делу только свидетельницей.
— И учти, мне не нужно самоотверженных поступков, — сказал он. — Твоя сестра и брат находятся на моем иждивении, и если не хочешь, чтобы с ними произошло что-нибудь ужасное, то советую тебе на суде говорить только то, что я велю. Ты поняла?