Воронов большую часть времени проводил в штабной, один угол которой служил ему и спальней. Во втором же углу имелась заменяющая письменный (он же и обеденный) стол доска и, рядом с ней, рация с постоянно дежурящим около радистом. Паша Гроховский также располагался здесь. На него гибель Натальи тоже подействовала очень угнетающе. Этот потомок древнего казацкого рода вообще оказался для боевого пилота на удивление чувствительным к превратностям судьбы. После случившегося он впал в угнетенное состояние, резко усилившееся после того, как извилистые фронтовые пути разлучили его и с Ольгой — ее часть перебазировалась на другой аэродром. Паша, подобно своему командиру, замкнулся в себе, но, в силу менее устойчивой психики — гораздо сильнее. Тем более, что всю последнюю неделю погода практически не позволяла летать. И состояние ведомого начало серьезно беспокоить Воронова — ведь, помимо всего прочего, тот прикрывал ему спину. Надо было срочно принимать меры и, самое лучшее, что можно придумать для поднятия настроения у воздушного бойца — добрый боевой вылет. Тем более, что и сам Андрей чувствовал, что засиделся на земле.

 Так как заданий из штаба фронта, по причине плохой погоды, по прежнему не поступало, комполка вернулся к своей прежней идее нанести ответный «визит вежливости» на аэродром противника. Для этого было бы достаточно часового «окна» в сильных снегопадах, досаждавших в последние дни. Такие «окна» время от времени случались, но загвоздка состояла в том, что точное местоположение вражеского аэродрома не было известно.

 Однажды после обеда он распинал привычно прилегшего было отдохнуть Гроховского:

 - Вставай, орел, расправляй крылышки. Сейчас полетим!

 - Куда? Да еще и в такую погоду? — слегка оживился тот.

 - На разведку! Надо бы найти вражеское гнездо.

 - Кто полетит?

 - Вдвоем и полетим! Кто еще имеет опыт полетов в облачности? Зачем рисковать недостаточно подготовленными пилотами?

 Облачность стояла не сплошная, а с небольшими разрывами. Этим и решил воспользоваться Андрей — в такую погоду все равно никто не летает, ни наши, ни немцы, но попробовать пробраться к линии фронта в промежутках между густыми белыми кучами, заполонившими небо — можно. Для тех, кто умеет, в случае необходимости, пилотировать по приборам. Сдавших, еще до войны, зачет по «слепому» полету в полку насчитывалось трое, включая Гроховского. Поэтому, садясь в кабину, Воронов был спокоен за своего ведомого.

 Линию фронта пересекли скрытно, пользуясь известным приемом — летя по самой кромке нижней границы облачности и изредка ныряя на пару десятков метров ниже, чтобы свериться с наземными ориентирами. При этом друг друга они могли видеть в еще не совсем плотной приграничной дымке, несмотря на то, что пришлось несколько увеличить дистанцию между самолетами из–за сильной болтанки. Так что вражеские зенитчики на их пролет никак не отреагировали.

 Пользуясь в качестве ориентиров сначала небольшой речкой, а потом — железнодорожной веткой, вышли в район предполагаемого местонахождения вражеского аэродрома. Теперь предстояло как–нибудь его обнаружить. Задача непростая — маскироваться немцы умели и любили, а то, что аэродром был не стационарный — еще больше ее усложняло. Поэтому Андрей, осмотревшись и выбрав наиболее подозрительные участки леса, имевшие неподалеку характерные просеки, вынырнул из облачности и пошел змейкой над самыми верхушками деревьев, пытаясь высмотреть замаскированную технику. Его ведомый, по предварительной договоренности, остался в облаках, наблюдая за происходящим. Если бы нервы у немецких зенитчиков, прикрывающих аэродром, не выдержали и те стали обстреливать машину командира полка, нагло реющего над охраняемым объектом, то Паша мог точно засечь их местоположение.