Епифьева закрыла тетрадку и передала ее Антону Марковичу.

– Вот и вся терминология, остальные обозначения у вас трудности не вызовут. Разберетесь.

– Сомневаюсь. – Он тряхнул головой, несколько отупевшей от переизбытка информации. – У меня от всей этой премудрости, что называется, совершенно мозга за мозгу заехала.

– Ничего. Как заехала, так и выедет. Люди вашего эготипа любят, когда всё разложено по полочкам. В этом мы с вами схожи.

– А каков мой эготип? Я ведь пришел за диагнозом, – спохватился Клобуков.

– Сейчас доложу. – Епифьева взяла карточку. – Итак, результаты теста № 3701. «Рационал»-85; «Искатель»-90; «Креативист»-90; «Ученый»-75; «Бульдог»-75; «Хинаяна»-60. Вот ваша эгохимическая формула. Все параметры кроме последнего – с выраженной доминатностью основного компонента.

– А… а что всё это означает на, так сказать, практическом уровне? – спросил Антон Маркович, испытывая разочарование. Он ожидал более подробного анализа и, может быть, каких-то полезных рекомендаций.

– Короткая формула выводится для меня, а не для вас. Попозже мы с вами подробно пройдем по каждой позиции. Но сегодня я хотела бы поговорить с вами о другом.

– О чем?

– Несколько слов по шестой позиции, обозначенной на карточке просто как шестидесятипроцентная «Хинаяна». Вы человек общественно неактивный, но интересующийся глобальными проблемами и – внимание – остро нуждающийся в бинаризации. Это выводит нас на тему еще более увлекательную, чем эгохимическая диагностика.

– Куда уж увлекательней? – засмеялся Клобуков. – Я и так сижу, разинув рот. Что такое «бинаризация»?

Мария Кондратьевна таинственно улыбнулась, словно готовя собеседника к некоему чудесному сюрпризу.

– Об этом мы с вами поговорим за чаем.

Она поставила на стол коробку зефира – точно такую же Клобуков получал в праздничном «академическом» заказе, и конфеты, да не какую-нибудь «Дунькину радость» по рублю пакет, а настоящий «трюфель», шестьдесят пять рублей за килограмм. Эта роскошь продавалась в больших гастрономах свободно, немногие могли себе такое позволить. Даже Клобуков брал их дочке только дважды в месяц, с зарплаты, по полкило.

Сервиз у Марии Кондратьевны тоже был богатый, настоящий майсен. В точности такой же, как у отцовских знакомых Лебедевых, а те жили на широкую ногу.

– Купила себе в подарок на день рождения, – сказала Епифьева, поймав его взгляд. – В комиссионном. Ужасно дорогой, три с половиной тысячи, но такой красивый.

Ничего себе, подумал Антон Маркович. Он при своем звании и должности получал в месяц три двести, да еще с вычетами.

– Удивляетесь, как я могу при пенсии в пятьсот пятьдесят и невеликом приработке позволять себе такие подарки? – Мария Кондратьевна любовно погладила розы на круглом боку заварного чайника. – У меня иной источник дохода. Очень хороший. Я – сваха.

Клобуков улыбнулся, дожидаясь продолжения. Что, интересно, она имеет в виду?

– Не шучу. Я устраиваю браки. Во времена НЭПа имела официальную лицензию, платила налоги. Потом, когда частное предпринимательство окончательно запретили, ушла в подполье. Устроилась на полставки в поликлинику и продолжила работу без рекламы. У меня уже имелась репутация, клиенты появлялись сами. Денег за свои услуги я вперед не беру. Говорю паре: «Если через год вы будете считать себя счастливыми, можете меня отблагодарить». Некоторые, конечно, исчезают и больше не появляются, но большинство приходят и платят деньги или делают дорогие подарки. Несколько десятков человек взяли себе за правило в каждую годовщину свадьбы меня одаривать – из признательности. Вполне можно было бы безбедно существовать на одну эту «ренту». Видите ли, все браки, которые я устраиваю, – счастливые, без исключения. Потому что я использую эгохимический анализ, свожу только тех, кто по своей формуле подходит друг для друга. Сбоев не бывает.