— Но Женевская конвенция?.. — начал было кабатчик.
— Советский Союз ее не подписывал.
Кабатчик встав рядом с тридцатилетним ефрейтором честно все переводил. Заметив, что солдаты хмурятся, русский сержант улыбнулся и, разведя руками, произнес:
— Вы станете калеками, но останетесь в живых, подумайте о будущем. Германии понадобятся мужчины… Жаль!
Молодой солдат бросился на ненавистного русского, мало того что он оказался из ненавистной расы азиатов, так еще и такие слова говорит.
Раздался выстрел, выкинув пустую, испускающую дым сгоревшего пороха гильзу на пол, стоявший позади сержанта боец, снова щелкнул затвором винтовки.
— Пулю в колено, — произнес вдруг кабатчик.
— Что?
— Пан ефрейтор выбрал пулю в колено, — повторил кабатчик.
— Хорошо, — улыбнулся сержант, — передай ему. Когда мы будем в Берлине, встретимся. Хлопков!
Рыжий боец, от бедра выстрелил в немца, с криком тот упал на пол схватившись за колено.
— Я медик, я помогу! — крикнул подскочивший фельдшер.
— Хорошо, ловите, — кинул сержант, кинув медпакет.
Через открытую дверь на площади слышалась гармошка и молодой голос громко и задорно выводил:
— Проходите, товарищ Мартынов. Товарищ Сталин ждет вас, — произнес Поскребышев.
Подойдя к двери, глубоко вздохнув, комиссар положил ладонь на ручку двери, и чуть помедлив, потянул ее на себя.
— Здравствуйте, товарищ Сталин, — громко поздоровался Мартынов, войдя в кабинет.
— Здравствуйте, товарищ Мартынов. Присаживайтесь.
Сам Сталин стоял у секретариата и что-то изучал в открытой папке. Минут пять длилось молчание. Закрыв папку и убрав ее в один из отделов секретариата, Сталин подошел к своему креслу и приказал:
— Докладывайте товарищ Мартынов. Что за человек этот Демин.
— Он без сомнения наш, возможно бывший. Возможно действующий сотрудник. Слишком многих знает, и товарища Гоголева и вас.
— Меня? — удивленно приподнял брови Сталин.
— Мы с ним общались несколько часов, в наших разговорах мы несколько раз касались ВАС, в некоторых моментах я ясно понял, что он вас лично знает.
— Вы изучили фотографии?
— Да, я изучил фотографии всех действующих сотрудников, с кем общался Гоголев, так же уволенных и арестованных, там его нет. Когда мы прощались, я намеком сказал что если он Враг Народа, то мы можем простить его.