— Значит, к тебе никаких претензий, — подсказал Злобин. — Как зовут личного?

— Шевцов Иван. Для своих — Доктор.

— Из блатных? — уточнил Злобин.

— Нет, что ты! Шеф синих на нюх не переваривает. Боится. Он же из фарцы в люди выбился, а воры таких ни во что не ставят. Из спецназовцев Шевцов. Позывной у него такой был — «Доктор».

— После Чечни не оклемался? — спросил Барышников.

— Хуже. Ровесник шефа, тридцать с хвостиком, и полжизни провоевал.

— Ну, ежели он себя до сих пор Доктором величает… — Барышников покачал головой. — Тяжелый случай.

— Не то слово, — тяжко вздохнул Дорохов. — Ладно, разберемся. Пойду я, мужики. Злобин первым протянул ему руку:

— Рад был познакомиться, Семен.

— Взаимно, Андрей. — Дорохов наскоро пожал руку Барышникову. — А с тебя, злыдень, стакан!

— Что мы, нищета, пьем, вам и предлагать-то совестно, — отшутился Барышников. — Перемрете с отвычки, кто деньги для страны зарабатывать будет?

Дорохов коротко хохотнул и выбрался из машины.

Барышников проводил взглядом его крепко сбитую фигуру, пока Дорохов не скрылся в калитке.

— Вот она, жизнь, Андрей Ильич. Кого приблизил, тот и сдаст, — философски изрек он.

Повернул ключ зажигания. Двигатель «жигуленка» недовольно заскрежетал, чихнул, но завелся.

В переулке показался серый «опель», сбавив скорость, проехал мимо.

— Опоздали, ребятки! Совсем мышей не ловите, — с усмешкой послал вслед «опелю» Барышников.

— Думаешь, по наши души? — насторожился Злобин.

— Уверен. Мои ребятки пасут их бригаду с утра и ни разу не засветились. А эти даже номера не меняют. Вот они, гаврики, все здесь.

Барышников снял с подставки блокнотик. Показал Злобину верхний лист. Каракулями, но вполне читаемо на нем стояли цифры в столбик.

Среди шести номеров машин значился и опелевский.

Многие ищут себя всю жизнь, да так и не находят. Сдаются и становятся тем, кем хотят их видеть, чем получилось, короче — ничем.

Фаддей Самсонов сделал себя сам, под себя, любимого. Он очень рано понял, что его талант — делать деньги. Любые и буквально из всего. Иногда казалось, что выстави он в окно руки — и через минуту небеса прольются золотым дождем и к ладошкам прилипнут червонцы.

Родителей и родственников он еще ребенком приучил дарить ему на праздники деньги. Все почему-то посчитали это признаком ума и самостоятельности. И правда, деньги мальчик складывал в копилку и финансовых отчетов о тратах никому не предоставлял.

В пятнадцать лет он принял первое самостоятельно решение и расплевался со школой. Бизнес (а Фаддей уже так называл свои авантюры) требовал свободного времени и свежей головы. Он уже отлично ориентировался в жизни и знал, что кроме магистральных дорог есть окольные пути. Так, в институт легче поступить «с производства», чем из спецшколы. И Самсонов временно стал; пролетарием.

Полиграфическое ПТУ, куда его взяли без экзаменов, было закреплено за орденоносной типографией «Красный пролетарий». Впервые попав на практику, Фаддей совершил ознакомительную прогулку по цехам и понял, что здесь печатают деньги. Нет, всем известно, что денежные знаки печатают на Гознаке. Туда Фаддей даже боялся попадать, знал: инфаркт может схватить от вида