В букете торчала визитка. Злобин достал ее.

Фирменный золотой вензель адвокатской конторы «Эрнест и партнеры». Ниже красивым шрифтом — «Эрнест Янович Крамер, адвокат».

В партнерах у конторы Крамера ходили все значительные персоны из местного криминального и делового сообщества. Расследуя последнее дело, Злобин так наступил на хвост Эрнесту Яновичу, что не сомневался, Крамер с удовольствием возложил бы этот букет на его могилу. И еще речь бы задвинул в лучших традициях своего кумира столичного адвоката.

Злобин, хмыкнув, перевернул визитку. На обороте округлым вычурным почерком дорогой ручкой было выведено: Все что могу. К сожалению.

И витиеватая подпись, в которой легко прочиталась фамилия адвоката.

Как всегда с Эрнестом Яновичем, с первого раза невозможно было догадаться, что он имеет в виду. На поверхности — не придраться. А копнешь глубже — хочется вытереть руки.

Если иметь в виду не букет, а повод к подарку, то получалось: Крамер намекает, что за Злобина ходатайствовали «партнеры» адвоката. Что ж, такое вполне могло быть. Вытолкнуть в столицу строптивого и неуемного — один из надежных способов избавиться от него. И на этот первый, по надежности, способ, если задуматься, намек имелся. Но трусливый, так лает из-за забора мелкая шавка, Крамер и его «партнеры» отдавали себе отчет: смерти Злобина, даже от несчастного случая, Батон никому не простит. Сорвется с цепи и всех шавок перегрызет без разбору.

Но и примазывался Крамер зря. Злобин знал, кому и за что он обязан новым поворотом в судьбе.

Он разорвал визитку на мелкие клочки, сунул их в щель на окне. Белые лепестки бумаги тут же подхватил и унес прочь ветер. Брезгливо вытер пальцы, словно на них мог остаться сальный налет от дорогой мелованной бумаги.

А цветов стало жаль. Злобин взял букет и, покачиваясь от стенки к стенке, пошел к проводнице.

— Это вам.

На усталом лице девушки в форменной тужурке сначала появилось озадаченное и недоверчивое выражение.

— Это вам. Лучшему работнику МПС от не самого плохого работника прокуратуры.

Злобин так заразительно улыбался, что девушка поверила. Она потупила глазки, на щеках вспыхнул румянец. Злобину даже стало немножко неловко за этот обман. «Наверное, давно никто цветов не дарил», — подумал он, невольно скользнув взглядом по заветренным пальцам проводницы, когда она принимала букет.

— Чаю хотите? — дрогнувшим голосом спросила проводница.

— Нет, спасибо. Спать, до самой Москвы — спать!

Злобин еще раз улыбнулся на прощанье и пошел к себе в купе. Захлопнул дверь, поставил на стопор и бессильно рухнул на диван.

Он проснулся от мягкого, но настойчивого толчка в плечо. Сразу же вынырнул из сна. Сжался, готовясь принять удар. Знал, что в купе должен быть один: дверь сам запирал на стопор.

Резко вскинул тело. Сел. Ошарашено осмотрелся. Никого. Только полосы от дальних фонарей ползут по стене купе.

Сердце тяжко ухало в груди. Злобин свесил ноги, сел, обхватив голову руками. «Нервы, нервы, старик, — успокаивал он себя. — Как говорят врачи, дисмобилизационный синдром. После такой свистопляски это нормально. Стоит расслабиться, как все прет наружу. Ты соберись, а то и до инфаркта недалеко».