Пак хлопал ртом, пытаясь восстановить дыхание.

— Стрелок я никудышный, — добавил Барышников. — Но в упор не промахнусь. А Андрей Ильич мне организует необходимую самооборону. Да?

Он подмигнул Злобину, продолжая ковырять стволом пистолета в ребрах у Пака.

— А-а-а! — выдохнул от боли Пак. — На одной… На одной машине надо. Иначе вспугнем!

— Полезная штука — массаж. — Барышников пистолета не убрал. — Не спи, Ильич, командуй!

— Тормози! — очнулся Злобин. Пикап послушно замер на месте. Злобин выскочил наружу, скользя по колее, побежал к джипу.

Фермой называлась покосившаяся изба с тремя полуразвалившимися сарайчиками. Перед крыльцом стоял трактор «Беларусь», такой же изношенный и неживой, как и постройки.

Злобин, большую часть жизни проведший в Прибалтике, где хутор — это маленький колхоз, удивился, что кто-то решил прокормиться на этих раскисших глиноземах. На личное хозяйство ферма явно не тянула. А вот на частный морг — да. И окружающая природа соответствовала: грязь непролазная, чахлый березнячок, огородик в десяток грядок и сверху небо, рваное и мокрое, как половая тряпка.

Изнутри все еще распирало, как жар при ангине, предчувствие близкой беды. Злобин сглотнул нервный комок, застрявший в горле. Посмотрел за окно. Группа силового обеспечения, громилы в черной форме, уже должны были подобраться к задам дома. «Ребята больше приучены выламывать двери квартир и укладывать носами в ковролин офисную челядь, по грязи шлепали только в армии. Но не сахарные, не расклеятся», — успокоил себя Злобин.

Одного он взял в пикап. Без этого накачанного парня с автоматом передовая группа смотрелась довольно жалко. Два опера в ботиночках, Барышников в бушлате и эксперт с чемоданчиком. Себя Злобин за боевой штык не считал. Никогда пистолета с собой не носил и сейчас не взял.

— Трогай! — скомандовал он водителю.

Пак неестественно широко распахнул глаза и с какой-то обреченностью на лице следил, как приближается дом.

Остановились у распахнутых ворот. Одна створка болталась на ветру, другая мокла в траве. «Пастух явно не имеет тяги к деревенской жизни», — мысленно отметил Злобин.

Рация на груди парня дважды пискнула. Он нажал на тангенту, ответив тремя сигналами.

— Пора! — обратился он к Злобину и передернул затвор «кедра».

Барышников ткнул в бок Пака. Решили, что им выходить первыми. Пака здесь знали, а Барышников в бушлатике вряд ли вызовет подозрение. По крайней мере выигрыш секунд в десять, пока спецназ не вломится в дом.

Пак, скрючившись, двинулся к отъехавшей вбок двери, таща за собой на мертвой сцепке наручников Барышникова.

— Не бойся, Ильич, прорвемся, — успел шепнуть Барышников.

Скорчил хитрую рожу и вывалился из салона. Злобин отметил, как затрепетали на сыром ветру редкие волосы Барышникова.

Пак встал, широко расставив ноги. Закинул голову к сизому небу. И вдруг громко захохотал. Ледяным, мертвым смехом.

И тут же с треском распахнулась дверь дома.

— Хрен вам! Живым не возьмете!! — истошно заорал молодой голос.

Барышников ощерился, толкнул плечом подавшегося из салона Злобина. Сам, поскользнувшись от резкого движения, потерял равновесие и замер в неудобной позе, оторвав пистолет от бока заходящегося в смехе Пака.