Нижняя же часть постояла, подумала, а потом ноги подогнулись...

«Сейчас нас заест за компанию», - совершенно спокойно подумал Деряба, когда чудовище приблизилось к нему. Но дихотом повернул голову на девяносто градусов, наклонил шею и очень аккуратно разрезал пленившую капитана паутину. Из пасти зверя ничем страшным не пахло: ножницы и ножницы. Шмурлом зверь заниматься не стал, повернулся и прежним бесшумным манером скрылся в лесу, наподдав напоследок хвостом очнувшемуся от первой затрещины баронету.

Забыв разлепить рот, Деряба кинулся к погибшей ванессе. Славненькая фея была расплющена в лепешку. Капитан держал ее на ладони и не слышал ни яростного мычания полковника, ни столь же яростных оправданий баронета. Бедняга, стремясь загладить свое преступное посредничество, освободил полковника и тут же получил от него в лоб.

- Бежим Миканора догонять! - закричал Шмурло, освободив губы от липучки. Деряба не обращал на него никакого внимания, он подошел к ближайшему дереву, выгреб из-под корней несколько горстей земли и опустил ванессу в ямку. Он хотел соорудить над могилкой крестик, но веточки упорно не желали складываться.

Деряба сорвал с губ липкий листок и сказал:

- Одна эта пигалица тут и была человек.

...Маркграфа они догнали к вечеру, догадавшись срезать добрый кусок пути напрямик, через холмы. Проклятый баболюб сидел на бережку ручья и пересчитывал монеты. Грузный Шмурло держал маркграфа за ноги, а Деряба размеренно и не слишком сильно колотил камнем по шлему. Разумеется, Миканор искренне каялся и обещал, что при первой же оказии проведет своих верных слуг и друзей в Мир, как и было договорено. Шмурло поэтому внимательно следил, чтобы Деряба не замучил маркграфа до смерти.

Мало-помалу Миканор, Соитьями Славный, из блестящего рыцаря и кавалера превратился в обыкновенного недобитка. Недобиток маркграф внутри своих сильно помятых доспехов искренне полагал, что бьют его вовсе не за предательство, а за прошлую связь с Анжелой Титовной, - других причин обижаться он в жизни не знал и знать не хотел. Собственно же факт продажи спутников и почти друзей в рабство он считал вполне законным и добавил, что и в дальнейшем намерен поступать таким же образом.

Так оно и получилось. Шли они по разоренной и сильно обезлюдевшей земле, провиант можно было достать только за большие деньги или насилием, но крестьяне были настроены столь воинственно, что даже Деряба не решался применять свои японские штучки. Жизнь человеческая здесь ничего не стоила, чем и пользовались странствующие работорговцы.

Правда, таких амбалов, как недавно перекушенный, больше не попадалось, и связывал маркграф Дерябу и полковника только для виду, так что через несколько минут они успешно освобождались из рабского мешка; Миканор же от покупателя никаких претензий не принимал - сам виноват, не углядел. Деньги тратили по-братски, хотя выручали немного. Шмурло пытался набить цену, выдавая себя с капитаном за крупных советских геологов-академиков, но на работорговцев это не производило ни малейшего впечатления. Поэтому акты купли-продажи совершали при каждом удобном случае и с кем попало, жестоко обманывая не только клетчатых негодяев, но и доверчивых тружеников села. Можно даже сказать, что на какое-то время Шмурло и Деряба сделались в этой местности разменной монетой.