– Я ничего не хочу брать из вещей… кроме одной, – сказал Али.

Он улыбнулся, и улыбка сразу же изменила его лицо, подчеркнув различие между ними. Это уже не был современный человек – в улыбке отразились хитрость и коварство предков Али, которые давали им возможность выжить.

– Ты мой друг, Боб, и ты увидишь…

Он стал ощупывать рубашку и пиджак. Наконец вынул небольшой футляр из замши.

– Что это? – Боб в замешательстве нахмурился.

Али развязал футляр и высыпал содержимое на стол. Боб с шумом выдохнул воздух и тихо свистнул.

– Бог мой! Настоящие?

– Да. Большинство принадлежало моему деду и отцу. Они собирались из года в год. Я тоже добавил сюда кое-что. Они поступали из разных мест, их доставляли люди, преданные нашей семье, – из Лондона и Калькутты, из Южной Африки… Наша семейная традиция. Их можно использовать в случае необходимости. – Он помолчал, а потом добавил тихо: – Это стоит три четверти миллиона фунтов.

– Семьсот пятьдесят тысяч фунтов! – прошептал Боб и потрогал пальцами камни. – Фантастично! Как в прекрасной сказке! И это все твое?

– Да, – кивнул принц. Его утомленный взгляд блуждал по лицу Боба. – Не многие владеют такими драгоценностями. За такими вещами всегда тянутся слезы, смерти, кровопролития, убийства… А хуже всего – женщины. Драгоценности особым образом на них влияют. Эти камни сводят их с ума. Они хотят владеть ими, чтобы носить на шее или на груди. Я не отдам их таким женщинам, я дам их тебе.

– Мне? – изумился Боб.

– Да. Я не хочу, чтобы эти камни попали в руки моих врагов. Я не знаю, когда они выступят против меня. Этого можно ожидать со дня на день. Я могу не дожить до дня победы. Возьми их и сделай лучшее, что ты можешь.

– Но послушай, я не понимаю, что я должен делать с ними.

– Постарайся как-нибудь вывезти их отсюда.

Пристальный взгляд Али привел Боба в замешательство.

– Значит, ты хочешь, чтобы я сделал это вместо тебя?

– Что ж, можешь не брать их. Но я думаю, что ты сумеешь придумать, как доставить их в Европу.

– Послушай, Али, я не знаю, как все это понимать.

Али откинулся на спинку кресла и улыбнулся чуть удивленно:

– Ты знаешь жизнь. Ты честный. Я помню дни, когда ты был моим фагом[2], ты всегда был находчивым… Я дам тебе имена и адреса людей, которые хорошо относились ко мне, на случай, если я не выживу. Не удивляйся, Боб. Сделай все, что можешь. Только этого я хочу от тебя. И я не буду обвинять тебя, если ты откажешься. На то воля аллаха. Я не хочу, чтобы эти камни нашли на моем теле, когда меня убьют. Что касается остального… – Он пожал плечами. – Я все сказал. Все в руках аллаха.

– Ты чудак!

– Нет, я фаталист.

– Но послушай, Али. Ты говоришь, что я честный. Но три четверти миллиона… Не кажется ли тебе, что это слишком много для моей честности?

Али с любопытством взглянул на него:

– Может быть, это и странно, но у меня на сей счет нет сомнений.

Боб Роулинсон шел по мраморным коридорам дворца. Никогда еще в жизни не чувствовал он себя таким несчастным. Мысль о трех четвертях миллиона, которые лежали в кармане его брюк, не давала ему покоя. Ему казалось, что на каждом шагу его подстерегают неожиданности. Кроме того, ему мерещилось, что мысли о драгоценностях написаны у него на лице, и он успокаивал себя только тем, что на таком веснушчатом лице, как у него, трудно прочесть что-либо определенное.