Я еду и думаю о тебе. Вот в чем моя проблема. Ни одно из воспоминаний моих первых восемнадцати лет жизни не обходится без тебя. Мы с тобой делили материнское чрево, потом делили одну спальню. Да не было ничего, что бы мы с тобой не делили. Я говорил тебе обо всем. Обо всем! Ничего от тебя не утаивал. Мне не было стыдно, ничто меня не смущало, потому что я знал: что бы я ни сказал тебе, ты все равно будешь меня любить. Для всех остальных существует что-то вроде фасада. Без этого не обойтись. Но у нас с тобой не было никаких фасадов.
Я ничего – ничего! – не скрывал от тебя. Но иногда я спрашиваю себя: а ты?
У тебя были секреты от меня, Лео?
Час спустя, все еще в дороге, я звоню в кабинет доктору Бет Флетчер, урожденной Лэшли. Я называю себя секретарю и прошу соединить меня с доктором Флетчер. Женщина говорит, что доктора сейчас нет, говорит тем усталым, обессиленным голосом, каким говорят только секретари докторов; она спрашивает, что мне нужно.
– Я ее старый школьный приятель. – Я сообщаю ей свое имя и номер мобильного телефона. Потом, добавляя в голос как можно больше – насколько у меня это получается – волнения, произношу: – Мне необходимо поговорить с доктором Флетчер.
Секретарша невозмутимым голосом отвечает:
– Я оставлю ей сообщение.
– И еще: я – полицейский.
В ответ – молчание.
– Прошу вас, свяжитесь с доктором Флетчер и скажите ей, что это важно.
Секретарша вешает трубку, ничего мне не пообещав.
Я звоню Оги. Он отвечает на первый же звонок:
– Да.
– Я знаю, вы не хотите в этом участвовать, – начинаю я.
Он молчит.
– Но не могли бы вы сказать вашим патрульным, чтобы они поглядывали – не увидят ли где Хэнка?
– Нет проблем, – отвечает Оги. – Он каждый день гуляет одним и тем же маршрутом.
– Сегодня утром не гулял.
Я сообщаю Оги о моей неудачной засаде на Тропе. Рассказываю о своем посещении баскетбольной площадки прошлым вечером. Оги некоторое время молчит, потом говорит:
– Ты знаешь, что Хэнк… мм… болен?
– Знаю.
– Так что, по-твоему, он может тебе сказать?
– Черт меня возьми, если я знаю! – отвечаю я.
Снова пауза. У меня возникает искушение извиниться – я вдруг откапываю то, что Оги с таким трудом пытался забыть, но я не в настроении говорить банальности и сомневаюсь, что Оги хотел бы их услышать.
– Я попрошу ребят сообщить мне, если они его увидят.
– Спасибо, – благодарю я, но он уже повесил трубку.
Офис адвокатской фирмы «Элб, Барош энд Фрейзер» расположен в ничем не примечательной стеклянной высотке среди других ничем не примечательных стеклянных высоток в квартале, который носит юмористическое, как я полагаю, название «Кампус кантри-клуба». Я останавливаюсь на парковке по размерам больше, чем какое-нибудь европейское княжество, и вижу Рейнольдс, которая ждет меня у дверей. На ней блейзер на зеленой водолазке.
– Саймон Фрейзер здесь, – говорит она.
– Откуда ты знаешь?
– После звонка тебе я установила наблюдение за этим местом. Я заметила, как он вошел, но не видела, чтобы он выходил, его машина все еще здесь. На основании этих наблюдений я сделала вывод, что Саймон Фрейзер все еще здесь.