Друзья, выстроившись гуськом, помчались через парк. Возглавлял колонну, конечно, подполковник как старший по званию и самый крупный по комплекции. «Ледокол Александрович Ленин», сказал бы про него бегущий последним ведущий «Посоха», находись он в более позитивной ситуации. В центре группы, словно зомби, выставив вперед трясущиеся руки, припрыгивал директор краеведческого музея. Широкая спина друга служила надежным ориентиром.

– Мне даже не столько за ксиву обидно! – перекрикивал пургу начальник райотдела. – Я новую выпишу! С трусами головняк будет! И с костюмом! Это ж Ларискин подарок на сорок лет! Хрен поверит! Она ж ревнивая, как Отелло! Ну, вы знаете!

– Мы подтвердим! На Библии!

– Ага! Как же! Для нее Библия не авторитет.

Жена у Евгения Александровича отличалась не только ревностью, но и дотошностью офицера гестапо. На слово мужу не верила. Однажды даже заявилась в засаду, которую начальник райотдела возглавлял лично в связи с особой опасностью преступника. О засаде знал узкий круг сотрудников во избежание утечки информации. Но Лариса Михайловна вычислила преступный адрес самостоятельно, посидев полчаса в сети. И нагрянула с проверкой, чуть не поплатившись здоровьем. Лишь в последний момент кулак Евгения Александровича затормозил в двух сантиметрах от напудренного носа суженой. Убедившись, что муж не врет, а действительно сидит в засаде, она посоветовала не ждать врага напрасно, ибо, по данным интернетовского поисковика, тот неделю назад уехал на гастроли в Сочи. Бомбить гостиничные номера отдыхающих.

И вряд ли Ларису Михайловну устроит версия с купанием. Нормальные люди купаются в снегу в трусах. Вернее, совсем не купаются.

– А ты сам хорош! – проорал замыкавший Панфилов. – Мент называется! Оставить у левого частника кошельки и мобильники!

– Нечего на милицию валить! Я хоть водилу предупредил, а вы и этого не сообразили!

– Друзья, успокойтесь! Это я виноват. Но мы должны держаться! И не надо печалиться. У нас впереди вся жизнь! Главное – надеяться и ждать!

Бег чуть согрел, но не настолько, чтобы прилечь и позагорать. Растаявший на коже снег в случае остановки тут же мог превратиться в ледяную корку. Через пять минут мучительного спринта обнаженные мужчины оказались на парковой развилке, чем-то смутно напоминая трех граций.

– Сейчас налево! – подсказал директор музея.

– Какое лево?! – возразил, испуская клубы пара, подполковник. – Направо! Как раз к Белгородской и выйдем!

– Белгородская налево!

– Ерунду не мели, да? Я что, своей территории не знаю? Налево – к свалке выйдем, а направо – как раз к Белгородской.

– Мужики, тут еще прямо дорожка есть, – указал пальцем ведущий «Посоха» на развилку.

– Не может здесь быть никакой третьей дорожки, – тоном опытного гида заявил Шурупов.

– Откуда ты знаешь? Или навигатор в башке?

– Знаю и все! Мы не туда прибежали! Надо вернуться назад и найти правильную дорогу!

Все обернулись. Их следы почти буквально на глазах исчезали, словно стираемые ластиком художника.

Заметало следы, заметало…

– Ну, на фиг! Сам возвращайся, – выдохнул Кефир Александрович, – а я налево.