Письмо Винсента к Орье свидетельствует о смеси этих разнородных чувств. Так как Орье объявил, что Винсента вряд ли когда-нибудь будут покупать, потому что это слишком «простой и изысканный художник», чтобы быть понятым широкой публикой, «в ущерб маленьким гнусностям г-на Мейссонье», Винсент берет Мейссонье под защиту. Но, главное, он старается привлечь внимание Орье к Монтичелли и Гогену. «Мне как-то неловко, — пишет он, — когда я думаю, что то, что Вы говорите обо мне, гораздо больше заслужено другими. И в особенности Монтичелли. Вы пишете: „На мой взгляд, это единственный художник, который передает хроматизм вещей с интенсивностью, в которой чувствуется отблеск металла и драгоценных камней“, прошу Вас, если Вас не затруднит, посмотрите в собрании моего брата букет Монтичелли —букет в сине-белых, как незабудки, и оранжевых тонах, Вы тогда поймете, что я имею в виду… Нет другого колориста, который бы так непосредственно шел от Делакруа … Так вот, я пишу все это, чтобы сказать, что, по-моему, ко мне незаслуженно отнесены все те слова, какие Вам следовало бы сказать о Монтичелли, которому я многим обязан. Кроме того, я многим обязан Полю Гогену, с которым несколько месяцев работал в Арле и которого я, впрочем, знал еще в Париже … Ваша статья была бы справедливее, и поэтому, на мой взгляд, убедительнее, если бы, говоря о проблеме будущей „живописи тропиков“ и о проблеме цвета, прежде чем говорить обо мне, Вы воздали бы должное Гогену и Монтичелли. Потому что, поверьте мне, моя роль в этом вопросе была и останется совершенно второстепенной»[107].

Поскольку Орье с восторгом отозвался о «пламенном силуэте» кипарисов Винсента, Винсент обещает послать ему пейзажи с кипарисами. Но ему еще не удалось, объясняет Винсент, написать кипарисы так, как он их чувствует. Для этого, делится он с братом, «нужна известная доза вдохновения, творящий прекрасное луч свыше, который нам не подвластен».

«Статья Орье, — пишет в заключение Винсент, и здесь он высказывает свою задушевную мысль, — если бы я решился ей внять, могла бы толкнуть меня к тому, чтобы смелее рвать с действительностью и превращать цвет в музыку живописных тонов, как в некоторых картинах Монтичелли. Но правда и поиски правдивого изображения дороги мне настолько, что я — словом, я чувствую, чувствую, что предпочитаю в живописи тачать сапоги, чем быть музыкантом в цвете. Так или иначе, попытки быть верным правде — может быть, единственное лекарство против болезни, которая по-прежнему угнетает меня».

Болезнь! Дифирамбы парижского критика не в силах отвлечь Винсента от мыслей о его несчастье. Статья Орье — всего лишь бледная улыбка на фоне его горького существования, отдаленный отсвет жизни, к которой, по сути говоря, Винсент уже не причастен. В борьбе, которую ведет Винсент, нет места честолюбивым помыслам, пусть даже самым скромным. Впервые за все время, что Винсент занимается живописью, на его картину нашелся покупатель: 14 февраля Тео сообщил Винсенту, что в Брюсселе участница группы Двадцати, мадемуазель Анна Бош, сестра Эжена Боша, у которого Винсент побывал в Фонвьейе, купила за четыреста франков его «Красный виноградник»