– Ну и что делать будем, бродяги? – спросил Давид, почему-то глядя на Артема. Как будто тот имел право голоса. А ведь он даже не в законе…

– Микита когда-то был правильным пацаном, – заговорил Есаул. – И на сборке он держался как правильный пацан. Не должен был, но держался. И Коробок на это повелся.

– И не только Коробок, – добавил долговязый славянин, с осуждением глядя на Есаула.

– И не только Коробок, – кивнул тот.

– Мартына покрываешь, своего «кента»?

Артем ничего не сказал, лишь тяжело посмотрел на долговязого, и тот сразу замолчал.

– Есаул у нас добрая душа, – кисло усмехнулся Старый. – Он людей просто убивает.

– А с этим что делать? – спросил долговязый, кивком головы показав на Мишу.

– А что делать? – хмыкнул здоровяк. – Сначала по ушам…

– Есаул! – Снова Давид обратился к Артему так, как будто судьба Коробка зависела только от него.

– Я бы не стал по ушам… – покачал тот головой.

– За Сергила подписываешься? – дернулся долговязый. – Я тебя понял!

– Я с хозяином сегодня говорил, – даже не глянув на него, сказал Артем. – Большие погоны на него давят, с Шаболовки. Коробка на признание расколоть надо. Погонам это надо. Очень надо. Хозяин мент ровный, воровскую масть уважает, и пока Коробок под короной, тронуть его не посмеет. А если накажем Коробка, сыграем по «мусорским» правилам. Я «мусорские» правила понимаю, но не принимаю.

Коробок смотрел на Есаула, как на бога, который спустился с Олимпа, чтобы помиловать его.

– И что ты предлагаешь? – спросил Старый. – Ты же понимаешь, что Коробку с правилы не спрыгнуть.

– Пусть остается вором, – пожав плечами, ответил Артем.

Глядя на него, Коробок уже точно знал, что все будет так, как он скажет. Даже сам Давид примет его решение. Миша невольно просиял, радуясь спасению, и даже вздох облегчения вырвался из его груди.

– Пусть вором и умрет!

Ошибся Миша, Есаул и не собирался его щадить. Он вдруг резко повел рукой, и к ногам Коробка с глухим стуком упала зэковская финка с наборной ручкой.

– Он должен смыть свой позор кровью.

– И умереть вором, – утверждая приговор, кивнул Старый.

Долговязый кровожадно улыбнулся, вскочил со своего места, подошел к Мише.

– Ну, чего стоишь, бродяга! На колени падай! Моли братву за такую милость! За такой «косяк» и умереть вором! А ну, взял «перо»!

– З-зачем? – с ужасом смотрел на него Коробок.

– Это не трудно. Главное знать, как…

Долговязый достал из рукава свою заточку, и Миша, охваченный паническим страхом, стал отползать от него.

– Смотри, вот сюда надо!

Вор приставил заточку к своему солнечному сплетению и показал, под каким углом ее нужно вонзать в тело.

– Нет, я не могу…

Коробок отползал, пока не уперся в стоящую у самых дверей шконку без матраса. Уперся и спрятался под нее.

Долговязый подошел к шконке, встал возле нее, нарочно наступив Мише на руку, и проговорил:

– Ты не вор. И даже не человек… Есаул, ты слово за него сказал.

– Есаул, это «чмо» уже не вор, – в голосе Давида сквозило презрение. – Слово нужно исправлять.

Долговязый и здоровяк с деформированными ушами подняли шконку, затем поставили Коробка на ноги, кое-как придали ему устойчивое положение и вернулись за стол, а к нему подошел Есаул с ножом. Он положил руку ему на плечо и сказал: