В бараке начался гвалт. Парни бесцеремонно переговаривались, что-то орали, бросали с койки на койку пе-пиросы. Кто-то засвистел.

— Тиха-а! — громово раскатился Тимоша, и все сразу замолчали. — Ну, орелики, как протекает ваша болезнь? Федор, много грошей насшибал? А ты, Ибрагим?

— Ничего не знаю, не понимаю. Голова шибко болит, — быстро ответил Ибрагим и закрыл глаза.

— Сейчас вот мы разберемся, кто из вас порядочный человек, а кто скотина. Командуйте, доктор.

— Что это, товарищи, вы закупорились? — сказал Зеленин. — У вас тут не воздух, а бурда. (В углу тыкнули.) Эдуард Кузьмич, раздайте всем термометры.

— Бесполезно, — шепнул фельдшер, — подгоняют, черти.

— А вы проследите. Товарищи, прошу немедленно прекратить курение и открыть форточки. Гриппозный вирус боится свежего воздуха.

— Какой там вирус, — сказал Тимоша, — симулянты они все!

— Этого я не знаю.

Он подошел к крайней койке, по всем клиническим правилам расспросил больного, заставил его снять рубашку, выслушал, осмотрел горло. Парни под бдительным оком Тимоши заскучали, смирно поставили градусники под мышки. Худой и смуглый Ибрагим сидел на койке, натянув одеяло до подбородка, раскачивался и что-то мычал, заунывно пел, явно импровизировал. Зеленин прислушался.

— М-м-м-м… — тянул Ибрагим.

Этот человек с печальными глазами, Ибрагим Еналеев, последние годы жил как бы в полусне. В пятьдесят третьем, когда амнистированные уголовники разлились по стране, он вместе с другими испытывал только дикую радость. Они бродили в толпах свободных людей, приглядывались к нормальной человеческой жизни и не знали, куда себя деть. Многие нашли свое место, начали новую жизнь, многие вернулись назад, не достигнув даже теплых земель, а некоторые, вроде Ибрагима, слонялись со стройки на стройку, с завода на завод, из города в город, не возвращаясь на прежнюю преступную дорогу, но и не решаясь избавиться от лагерных привычек и взглядов. Вербовались в отъезд и исчезали, получив подъемные, в общежитиях пили спирт и чефир, по крупной играли в карты, на работе «придуривались».

Фельдшер сказал на ухо Зеленину:

— Этот здесь главный заводила. Он да три его дружка из амнистированных. Один местный, из Круглогорья. Дикая личность, я вам скажу. Посмотрите.

Зеленин повел взглядом в сторону кивка фельдшера и вздрогнул. У него давно уже было такое ощущение, словно кто-то стоит за спиной, готовый сжать так, что хрястнут кости. Теперь он понял, чем это вызвано: в упор на него, не мигая, смотрели серые страшные глаза. Они принадлежали' парню атлетического сложения, который лежал поверх одеяла, скрестив на груди голые руки. Могучие эти татуированные руки с вяло перекатывающимися под кожей шарами бицепсов напоминали нажравшегося питона. Вообще казалось, что парень только потому не крушит все вокруг себя, что в эту минуту он дьявольски сыт. Странная, очень странная усмешка блуждала на губах.

«Убийца!» — вдруг понял Александр, и у него ослабли ноги. Отвратительное ощущение слабости и беззащитности охватило его. Словно в гипнозе, он подошел к парню и сказал: