— Пока-пока…

…Тот о ком они говорили, действительно, любил поиздеваться над миром, в котором жил и который ненавидел. Он действительно подслушал разговор Есаула в бане и не раздумывая решил сделать «подлянку» сразу всем — упомянутым Варшаве, Токареву, Есаулу, который раздражил его своим прозвищем. Интуитивно молодой человек чувствовал, что ему самому такое прозвище, в котором было что-то крепкое, коренастое и справедливое, — не дали бы… Он просто решил поглумиться — так сказать, каприз художника… Потом жертва подвернулась подходящая — Треугольников громко называл себя в троллейбусе… Дальше был экспромт — блестящий, который, как он думал, вряд ли кем-то по достоинству когда-нибудь будет оценен…

На следующий день после разговора у Варшавы Артем не смог заскочить к Тульскому, с самого утра — возникло неотложное дело. Спозаранку Токареву-младшему дозвонился Юра Шатов и попросил к 10 часам утра подъехать к гостинице «Октябрьская» — там боксерам с «Ринга» забили «стрелку», а все спортсмены, как на грех, были уже при деле, включая самого Юру. Повод для «стрелки» поражал своей значительностью — некто Тормоз, из тамбовских, подхватил триппер у девки и заразил жену. С девкой же этой хороводился Юра Шатов — не то, чтобы любовь-морковь, но кой-какие отношения там имелись. Тормоз при поддержке части своей братвы вымогал с девицы двести долларов. Шатов, смеясь, попросил Артема встретиться и послать Тормоза… в КВД. Токарев-младший, чертыхаясь про себя, заранее погреб к гостинице…

К назначенному сроку к «Октябрьской» слетелось пять машин — все «восьмерки» и «девятки», тонированные и без задних номеров. Артем, стоя в вестибюле, аккуратно переписал номера машин, а потом спокойно вышел к братве и поздоровался. Оглядев с улыбкой толпу из человек пятнадцати, Токарев, придав лицу некую ошарашенность, спросил:

— У нас разговор будет или…

— С кем работаешь? — спросили его.

— С порядочными людьми, — без вызова ответил Артем.

— Почему один?

— А за собой ничего не чувствуем.

Тамбовцы переглянулись:

— Решения ты принимаешь?

— Возьму ответственность, если посчитаю нужным…

Обмен «визитными карточками» состоялся. Своим спокойным тоном и тем, что пришел один, Артем выиграл предисловие.

Дальше ему было сказано, что «…нас много — человек двести и если что…».

Токарев улыбнулся и ответил:

— Двести — это очень много. Двести со мной не справятся — мешать друг другу будут, возникнет чудовищная давка, милиция припрется. Вот если бы трое-четверо — то дело бы было швах.

Кое-кто из тамбовских одобрительно засмеялся — в их толпе мало кто знал суть «стрелки» — по тем временам «стрелы» забивались десятками в день. Когда в ходе перетирания темы до братвы стало доходить, о чем, собственно, идет базар — часть тамбовских, смущенно ухмыляясь, отошли в сторону.

В конце-концов, Артему надоела ограниченная и агрессивная упертость Тормоза, истинного сына своего времени, отличавшегося жестокостью и непримиримостью. (Тормоза убьют через десять лет, когда все «бои» уже вроде как отгремят и когда сам он будет владеть шикарным рестораном, жить в девятикомнатной, только что отремонтированной квартире.) Глядя прямо в глаза тамбовцу и чувствуя, что симпатии остальных явно на его стороне, Токарев спросил, сознательно идя на обострение: