Поченко перевел беспокойный взгляд с зеркала на Никки. Она понятия не имела, что за мысль возникла в куриных мозгах Рука и почему он сорвался с цепи, однако это помешало русскому запугивать ее. Детектив Хит ухватилась за эту возможность и оставила угрозы бандита без комментариев.

— Дайте мне взглянуть на ваши руки, — приказала она.

— Что? Если тебе нужны мои руки, подойди ближе.

Она поднялась, чтобы почувствовать себя выше, отстраниться от него и больше всего для того, чтобы продемонстрировать, кто здесь главный.

— Положите руки на стол ладонями вниз, Поченко. Сейчас же.

Он, видимо, хотел показать, что сам решает, что и когда будет делать, но выжидал недолго.

Звякнул наручник на одной руке, затем — на другой, и Поченко положил ладони на холодную металлическую столешницу. Распухшие пальцы были покрыты ссадинами. Несколько костяшек посинело, с других была содрана кожа, из незаживших ранок сочилась прозрачная жидкость. На среднем пальце правой руки виднелись широкая полоса бледной кожи и царапина. Такой след оставляет кольцо.

— Что у вас с пальцем? — спросила Никки, испытывая облегчение оттого, что снова играет ведущую роль в разговоре.

— Что, это? Да ничего особенного.

— Похоже на порез.

— А, забыл снять кольцо перед…

— Перед чем?

— Перед тренировкой.

— Какой тренировкой, в каком клубе? Рассказывайте.

— А кто говорил что-то о клубе? — И затем его верхняя губа приподнялась.

Никки инстинктивно отступила на шаг и только потом поняла, что он улыбается.

Кабинет капитана Монтроза пустовал, поэтому Никки завела туда Рука и плотно закрыла за собой стеклянную дверь.

— И что это было такое?

— Ну знаю-знаю, сорвался.

— На середине допроса, который я вела, Рук.

— А ты разве не слышала, что он тебе говорил?

— Нет. Я не могла его слышать, потому что ты как сумасшедший молотил кулаками по стеклу.

Он отвел взгляд:

— Я вел себя ужасно, да?

— Если бы мы были в Чечне, то сейчас ты скакал бы с горы верхом на козе, задом наперед.

— Может, хватит уже про Чечню? Я всего лишь получил предложение от кинокомпании, а ты меня все время этим тычешь.

— Тогда скажи, что никакого фильма не будет.

— Ну, прямо сейчас, конечно, не будет. Можно тебя кое о чем спросить? — Согласия он, конечно, ждать не стал. — Я не понимаю, как ты можешь это терпеть?

— Ты издеваешься? Это моя работа.

— Но это же… это же грязь.

— В зоне боевых действий тоже не очень весело. По крайней мере, я что-то такое читала.

— На войне — конечно. Но это лишь часть моей работы. Я переезжаю с места на место. Сегодня я в зоне военных действий, завтра — еду в джипе с мешком на голове на встречу с главой наркокартеля, потом провожу месяц в Портофино или Ницце с рок-звездами и их девочками или неделю сопровождаю знаменитого шеф-повара в Седону или Палм-Бич. Но ты же… возишься в сточной канаве.

— То есть ты спрашиваешь, что такая милая девушка, как я, делает в подобном месте? Потому что если это так, то я сейчас врежу тебе по яйцам, чтобы показать, что я вовсе не милая. Мне нравится моя работа. Я занимаюсь тем, чем занимаюсь, и имею дело с теми людьми, с которыми приходится иметь дело, и вот тебе заголовок для статьи, мой дорогой Писака: