Тогда Юмшан выпрямился и крикнул по-русски:

— Рочча! Не стреляй! Я с миром!

Он полез через ветви на другую сторону.

Нифонт с разрубленной грудью лежал на своей сосне, ногами уходя в воду. Он был еще жив, хрипло дышал. Кровь из раны толчками выплескивалась на рубаху. Тыран — мертвый, с ножом в горле — лежал рядом, лицом вниз, в ветвях. Наверху сидел Латып, дрожащими руками сжимая меч.

Юмшан оглядел место схватки и, не торопясь, спустился к Нифонту.

— Ты все сделал хорошо, чердынский богатур, — с трудом подбирая слова, по-русски сказал он. — Юмшан тебе благодарен.

Он вытащил из-за пояся нож, приподнял Нифонта за шею и лезвием обвел его голову по кругу. Затем убрал нож, вцепился в волосы Нифонта и сорвал их с черепа вместе с кожей. Положив Нифонта обратно на бревно, Юмшан поднялся к Латыпу и протянул ему окровавленный косматый ком.

— Это твое, — сказал он.

— Его убил Тыран, а не я, — задыхаясь, ответил Латып.

— Ты — молодой воин. У тебя еще нет ни одних волос врага. А это был настоящий враг, очень хороший, сильный и умный. Тебе будет чем гордиться. Возьми. Я ничего не скажу другим манси.

Латып перевел взгляд с Юмшана на волосы в его руке, и в глазах его страх начал таять, сменяясь радостью.

— А что я должен сделать за это? — спросил он.

— Ты должен вернуться и сказать, что Юмшан поплыл догонять русских один. Он один, сам, догонит их и убьет.

— Но ведь все манси спросят меня, почему я оставил тебя одного? Ведь я даже не ранен.

— Ты хочешь, чтобы я тебя ранил?

— Нет, — быстро сказал Латып, отодвигаясь.

— Тогда отвечай, что Юмшан был очень зол. Он сам хотел наказать русских за гибель четырех своих воинов. Он отослал тебя обратно, и ты ушел, потому что он — князь.

— Я понял. Давай волосы.

Юмшан кинул волосы на колени Латыпа и вновь повернулся к Нифонту. Нифонт до сих пор был жив. Сквозь кровь на вогула смотрели его страшные глаза, в которых был ужас и неверие в то, что случилось. Юмшан наклонился, спихнул Нифонта в воду и еще притопил его ногой и дослал под завал, как только что сделал со своим манси.

А Леваш и Матвей в это время изо всех сил толкались вверх по течению. К вечеру они наконец добрались до Семи Сосен. За Соснами до окоема синело Чусовское озеро. Леваш и Матвей выволокли лодку на берег, повалились на хвою и через мгновение уже спали.

Семь Сосен стояли ровно по кругу. Может, они сами так выросли, как по ведьминым кругам вырастают грибы, а может, были посажены в незапамятные времена. Между ними располагалось древнее святилище, давным-давно заброшенное пермяками, а потом ограбленное ушкуйниками, а потом еще порушенное и затоптанное всяким проезжим людом. Матвей проснулся за полночь в круге этих сосен и увидел, что в кольце их черных, косматых вершин, словно ожерелье на дне болотной чарусьи, лежит на небе семизвездье Ковша.

Посреди поляны горел небольшой костер. Возле него сидели двое: Леваш и какой-то пожилой человек в одежде из звериных шкур. Матвей поднялся и подошел к огню. Разговаривали по-вогульски.

— Кто это? — резко спросил Матвей, перебивая незнакомца.

— Юмшан, — кратко ответил Леваш.