— Не забыл, — резко сообщил король. — Вы сами несколько минут назад сказали, что в некоторых обстоятельствах я имею право вами располагать. Кстати, я и не сомневался в этом, вы все-таки моя подданная. Так вот, обстоятельства, миледи, ничуть не изменились и даже усложнились. Вам с капитаном и лорду Бастельеро предстоит выступить свидетелями на суде над магистром Саттерклифом. Тайном, разумеется. Даже я не могу выкрасть великого магистра Ордена, не предоставив Ордену объяснений. Это займет несколько недель и неминуемо приведет к преобразованию в совете магистров гильдий. И я считаю, что Орден не может позволить себе потерять настолько талантливую магессу, понимающую, кроме прочего, свой долг перед страной. Капитан, — повернулся он к Эйнару, — я, конечно, не буду разводить вас насильно. Вам в любом случае останется приданое, полученное в браке, и дворянство. Полноценное старое дворянство Ревенгаров, пусть и как младшей ветви. Ваша дочь так же в любом случае будет принята при дворе, и я лично попрошу свою жену позаботиться о ее будущем. Ее величество очень благоволит юным добродетельным девицам из достойных семей. Но если леди пожелает получить свободу от брака, я удовлетворю ее прошение, и тогда вы сможете вернуться в Драконий Зуб к месту службы. Конечно, то же самое касается и вас. Если хотите развестись — это всё только упростит. Ответа прямо сейчас я не требую. У вас будет время подумать, а сейчас предлагаю отдохнуть. Мне нужно прийти в себя от всей этой… суматохи.

И он напоказ придвинул к себе какие-то бумаги, давая знать, что встреча окончена.

К узкой полоске каменистой земли между восточной башней и главной стеной Эйнар за эти два года приходил нечасто. Всех остальных погибших похоронили по-воински, на костре в честь Пресветлого, в ясном и чистом пламени, разожженном теми же боевыми магами, задержавшимися в крепости на несколько дней. Но сжигать тело Мари второй раз было бы кощунством. Да и не мог Эйнар представить, что она станет лишь одной из многих, чей пепел с крепостной стены Драконьего Зуба унесли равнодушные горные ветра. А к могиле после похорон не ходил, потому что для него Мари навсегда так и осталась у обожженного вяза, а сюда, в выдолбленную заступами яму, легло что-то другое, безмолвное и неподвижное. В этом чужом и странном предмете не было ни единой черточки его жены. Просто сверток белого полотна в наспех сколоченном деревянном ящике…

Тильда могилу тоже обходила стороной, и Эйнар это молчаливо поддерживал: пусть лучше помнит мать живой, еще успеет осознать потерю. Следующей весной после осады Молли посадила здесь какие-то цветы, но они не прижились: то ли земля еще помнила мертвящие шаманские чары, то ли просто место было сухое и бесплодное. Неживое.

Но сегодня все оказалось иначе. Вместо грызущей душу тоски, безнадежной и пропитанной виной, Эйнара вела пронзительно нежная печаль. Будто только сейчас Мари покинула его, ушла куда-то далеко, где будет счастлива. Пусть и не с ним, какая разница? Так оно вообще-то и было. Она обрела покой, теперь Эйнар знал это точно и тоже мог ее отпустить.