Молодой человек отшатнулся. Сердце его сжалось.

Он подумал, что призрак может быть плодом его воображения – он не спал третью ночь, и вполне вероятно, что мозг, не имея отдыха, породил это чудовищное виденье.

Иначе как объяснить последнюю фразу? Молодой человек сразу узнал произнесенные слова – он запомнил их еще с детства, ибо слышал задолго до того, как в его жизни появилось привидение.

– Сдохнешь… – донеслось до него едва слышно.

Из щели между стеной и дверью потянуло пронизывающим холодом. Молодой человек решительно развернулся и зашагал прочь из комнаты. Сердце колотилось быстрее обычного, но страха почему-то не было.

«Та история» – вот как говорят о неприятностях в высшем свете, ставших достоянием гласности. Одним словом, о скандале.

Говорят, понизив голос и многозначительно глядя на собеседника. И тот в ответ кивает и поджимает губы. В этот миг рождается сопричастность.

Некоторые попавшие в «историю» делают вид, что ничего не изменилось, и стараются не замечать косых взглядов, перешептываний и напряженности, охватывающей присутствующих при их появлении. Другие бегут туда, где никто их не знает. Третьи отправляются перевести дух, чтоб вернуться. Четвертые, устав от разочарований, пускаются в последнее путешествие.

В пять часов утра в домике на краю Пятигорска распахнулось окно, и из него выглянул молодой человек весьма привлекательной наружности. На первый взгляд ему можно было дать лет двадцать пять, хотя, если приглядеться, то, пожалуй, и все тридцать. Глаза у новоприбывшего в Пятигорск были карими, кожа нежной, белокурые вьющиеся волосы падали на бледный благородный лоб, на котором едва виднелись следы морщин, пересекавших одна другую. Черные и словно нарисованные усы и брови нисколько не портили это аристократическое лицо, тем более что зубы сверкали ослепительной белизной.

Дом, одноэтажный и белый, располагался у самого подножия Машука. Постоялец нарочно нанял его, чтобы видеть, как во время грозы облака будут спускаться до покатой кровли. Кто-то рассказал ему, что зрелище это обладает особой привлекательностью для натур романтического склада, к коим молодой человек, впрочем, не имел склонности себя причислять, поскольку поэмы Байрона и труды Ричардсона почитал за пошлость, а разговоры о возвышенных натурах – модной банальностью. Удирая на Кавказ из душных московских салонов, он бежал в том числе и от «литературных» бесед, столь любимых дамами за тридцать и девушками до двадцати. Однако вид величественного буйства природной стихии всегда повергал молодого человека в восторженный ступор, и он не желал лишать себя возможности лицезреть нечто подобное здесь, в Пятигорске.

То, что дом был одноэтажный, также имело немалое значение: с некоторых пор молодой человек старался селиться только в таких. Наличие черной лестницы (которая являлась непременным атрибутом постройки двухэтажной) вызывало у него совершенное неприятие.

Постоялец вдохнул запах цветов из небольшого палисадника и задержал взгляд на ветках черешни, стоявшей чуть правее окна. На его лице появилась мимолетная, почти детская улыбка.