В каюте был иллюминатор, через который виднелись синие волны с белыми шапками пены. Непривычное зрелище для тех, кто не видел полоски воды, более широкой, чем озерко поблизости от нашей деревни. Вначале мы были очарованы, потом привыкли, а вскоре зрелище нам наскучило. За весь день только одно событие нарушило монотонность, но зато это было удивительное событие.

В середине дня сквозь скрип снастей и плеск волн мы услышали новый звук, высокое улюлюканье, которое, казалось, исходило из самого моря. Генри был у иллюминатора.

— Смотри, Уилл, — сказал он.

Голос его звучал напряженно. Я положил кусок дерева, которому пытался придать форму лодки, и подошел к нему. Море было пусто и сверкало серебром. Но в этом серебре что-то двигалось, какая-то яркая точка. И вот она стала виднее. Треножник, за ним второй, третий… Всего их было шесть.

Я удивленно сказал:

— Они умеют ходить по воде?

— Они идут сюда.

Двигались они быстро. Я заметил, что ноги их не передвигаются, как по земле, а остаются неподвижными: каждая нога поднимала волну, которая, учитывая размеры треножников, была не меньше двадцати футов в высоту. Передвигались они гораздо быстрее скачущей лошади. По мере приближения к нам их скорость, казалось, возрастала, а волна у ног поднималась выше. И тут я увидел, что каждая нога оканчивается чем-то вроде плота. И они двигались прямо на наш «Орион». Если один из них заденет корабль и опрокинет его… у нас, запертых в каюте, не будет никаких шансов.

На расстоянии примерно в двадцать пять ярдов передний треножник резко свернул влево, огибая корму. Остальные последовали за ним. Раздался вой, как будто во всю силу дула дюжина различных ветров. Волна ударила в корабль, и он закачался, как пробка. Мы упали, каюта поплыла под нами, и я больно ударился о койку. Когда я попытался встать, меня бросило к противоположной стене. Волна залила иллюминатор, вымочив нас обоих. А вой усилился — треножники кружили вокруг корабля.

Они сделали три или четыре круга — мне в тот момент было не до счета, — а потом двинулись прежним курсом.

Позже капитан Куртис сказал нам, что такое случается нередко. «Орион» уже несколько раз попадал в такую историю. Никто не знал, зачем они это делают. Может, шутка? Но если и шутка, то невеселая: корабли иногда тонули, перевернувшись. Мы же только вымокли и были потрясены. Думаю, я был больше потрясен не их поведением. Они владели не только сушей, но и морем. Если бы я задумался раньше, та, наверное, сам пришел бы к такому выводу. Но сейчас я был угнетен.

Генри сказал капитану:

— У них другой звук.

— Звук? Вы, наверное, слышали только призыв к надеванию шапок? Севернее пролива они только следят за надеванием шапок, и все. Южнее вы будете чаще видеть их и слышать. Они издают разные звуки.

Раньше я думал о треножниках лишь в связи с надеванием шапок, и только так. То, что рассказывал Озимандиас, — об охоте на людей, как люди охотятся на лис, — не особенно задело меня; мой мозг отвергал это, как фантазию. Но это оказалось не так. Я был угнетен. Я был даже испуган.