– Сколько?! – Антон округлил глаза.

– Двести семьдесят восемь, – пришлось повторить мне.

Майкин снова боязливо покосился на Савину.

– Но девяносто пять процентов из них совершенно не опасны, – заверил я, улыбаясь.

Наш дом изменился до неузнаваемости. И дело было даже не в том, что мама поменяла картины на стенах, мебель и другие предметы интерьера, а в том, что исчез привычный уют. Пропал запах выпечки, шум телевизора, смех домочадцев.

Из помещения словно исчезла жизнь. Остались лишь большие окна и вымытый до скрипа холодный каменный пол, укрытый старинным ковром с восточным орнаментом – у него в отличие от безликой мебели наверняка была богатая биография, но к истории этого дома он не имел никакого отношения. Все здесь теперь было чужим и новым, как и я сама.

– Мам! – тихо позвала я.

Приглушенные голоса доносились откуда-то с летней кухни.

С тех пор как ушел отец, мама прошла несколько стадий привыкания к новой ситуации: сначала она молчала и сутками валялась на кровати у себя в комнате, потом она воспряла духом, принялась за перестановку и все время смеялась, как ни в чем не бывало. Потом снова впала в уныние, а теперь взялась за обустройство сада и веранды. Неужели ей стало лучше?

И вот теперь, шагая по коридору, я слышала ее смех.

– Мам! – повторила я негромко.

– Ой, – хихикнул кто-то.

– Это моя дочь, – раздался мамин голос. И уже громче: – Леночка, это ты?

– Да! – отозвалась я, подходя к кухне, и вдруг застыла, увидев, что мама там не одна. – Э… здравствуйте…

За столом рядом с мамой восседал наш сосед – Жан-Пьер. Невысокий седой и полноватый мужчина со смешными тонкими усиками, подкрученными вверх на манер Пуаро. Этот тип раньше постоянно пытался заговорить с мамой на улице на ломаном русском, когда отец не видел, и меня это ужасно раздражало. А теперь, когда папа ушел, у этого наглеца хватило совести заявиться прямо к нам в дом.

– Леночка, ты помнишь нашего соседа? – Краснея, мама подлила мужчине чая в чашку. – Месье Жан-Пьер любезно помог мне собрать стеллаж для цветов.

Они переглянулись, и у меня кольнуло в груди. Соседи так не переглядываются. Что это? Что эти двое скрывают? Он что… ухаживает за моей мамой?! Вот этот хмырь с нечесаными седыми волосами, торчащими во все стороны? Этот коротышка с проплешиной? Этот карикатурный француз с лицом, сделанным будто из кулинарного жира и блестящим на солнце?

– Бонжур! – улыбнулся мужчина.

– Да, помню. – Я с силой свела челюсти. – Здравствуйте.

– Мы пьем чай. Ты будешь? – спросила мама, поправляя волосы.

И они еще раз заговорщически переглянулись. Что здесь происходит?!

– Нет! – Развернувшись, я помчалась в свою комнату.

Какого черта?! У меня слезы моментально навернулись на глаза, совсем как у маленького ребенка. Да как она может?

Шмыгая носом, я влетела в свою комнату и хлопнула дверью так, что послышался треск. Скинула сумку с плеча, пнула по ней с досадой и упала на кровать. Закрыла ладонями лицо и всхлипнула. Ну почему?! Почему все в моей жизни идет через одно место?

Мама примчалась буквально через полминуты.

– Что ты себе позволяешь? – спросила она шепотом.