— Я не обязана помогать ему после всего, что он со мной сделал. И не смотри на меня такими печальными глазами, Вольф. Если я начну перевязывать его, он может очнуться, и я так и не смогу убежать. И потом, этот живучий нормандец вряд ли умрет, даже если мы его оставим.

Брижит остановилась и снова посмотрела на бесчувственного рыцаря. И вдруг пожала плечами и сказала:

— Слушай меня, я не могу быть к нему добрее и душевнее, чем он ко мне. Но просто не могу оставить человека умирать, даже такого, как этот.

— Счастлив слышать.

Брижит обмерла, увидев, что Роланд открыл потемневшие от боли глаза, и едва смогла выговорить:

— Ты давно пришел в себя?

— Когда ты меня так грубо переворачивала, — прохрипел он. — Мне словно гвоздь воткнули в голову.

— Погляди лучше на свой бок, нормандец, из тебя хлещет как из свиньи, — грубовато сказала Брижит.

Роланд медленно сел, но тут же повалился, успев опереться о локоть, другой рукой он схватился за голову:

— Господи, у меня череп просто раскалывается пополам. — Он пронзительно взглянул на девушку. — Это ты сделала?

— О, если тебе так больно, хотела бы я быть причиной этого, — ответила она. — К сожалению, все не так. Тебя ударил со спины мужчина, которого ты не успел заметить.

— Скорее я поверю в то, что это твоих рук дело, — недоверчиво произнес Роланд.

— Тогда оглянись вокруг. Тут уже целая очередь за гробами.

Роланд обвел взглядом поляну и поглядел на Вольфа, лежащего рядом с ним:

— Да, песик, кажется, я тебя недооценивал.

— Постарайся вспомнить это, прежде чем снова подбираться ко мне, — предупредила Брижит. — Если бы я раньше знала, на что способен Вольф, ты бы давно уже познакомился с его клыками, как и эти двое саксонцев.

— Саксонцев?

— Это те самые, что плыли с нами по реке. Роланд помрачнел:

— Они, конечно же, воры. Иначе зачем им было преследовать нас?

— Да, это были воры, — ответила Брижит, огорчаясь его недогадливости. — Но украсть они пытались меня.

— Черт побери! — загремел Роланд. — Я, конечно, знал, что со своей смазливой мордашкой ты принесешь мне одни неприятности. Должно быть ты строила им глазки там, на пароме?

— Да как ты смеешь! — У Брижит от гнева перехватило дыхание. — Я не могу ничего поделать со своей внешностью, но ни с кем не флиртую! Мне вообще не нужны никакие ухажеры! А то, что сделал со мной ты, было просто отвратительно, как того и следовало ожидать!

— Довольно!

— Нет, не довольно! — бушевала Брижит, желая побольнее ранить его. — Называешь себя моим господином, но не ты защитил меня от этих разбойников, как обязан защищать своих слуг настоящий хозяин! Скажу тебе больше, ты потерял право быть моим сеньором уже потому, что не выполняешь своих обязанностей по отношению ко мне.

— Они тронули тебя? — внезапно забеспокоился он, — Нет… Но это не твоя заслуга.

— Ну, если тебе не причинили вреда, то я не хочу больше ничего слышать о правах и обязанностях. И потом, справедливости ради, тебе придется признать, что я пытался защищать тебя. Могу предъявить доказательства. — Он указал на свои раны.

Брижит ощутила угрызения совести за то, что разволновала его, и умолкла.