Молодые люди нашли Лютора в большом зале. Старик сидел на скамье возле очага. Глядя, как они приближаются, он заволновался, словно догадался о чем-то.

— Значит, ты снова вернул ее, — с принужденной веселостью промолвил хозяин, покидая свое место.

— Да, я привез ее обратно. Лютор поглядел на Брижит:

— Ну, не говорил ли я тебе, мамзель, что мой сын остынет?

— Говорили, милорд, — коротко ответила девушка.

— Ты покинул Монтвилль неделю назад, — обратился старик к Роланду. — Думаю, она успела доехать до Анжера?

— Успела.

На некоторое время все замолчали, а потом Лютор совершенно безнадежно вздохнул:

— Так ты знаешь?

Роланд пренебрег ответом — в нем не было необходимости.

— Я хочу поговорить с тобой наедине, Лютор, — сказал он. — Ты не проедешься со мной?

Старик кивнул и пошел за Роландом из зала. Глядя им вслед, Брижит вдруг ощутила глубокое сострадание к Лютору. Она смотрела на его опущенные плечи, и перед ее глазами стояло его лицо с непривычным выражением смирения. В этот момент девушка не могла бы поручиться, что их разговор окончится мирно, и ей оставалось надеяться лишь на силу своего убеждения.

Роланд въехал на вершину холма и спешился на том месте, где они в последний раз останавливались с Брижит. Он вспомнил ее слова, но из глубины души наружу рвалось отчаяние маленького мальчишки, молящего о родительской любви, — воспоминания о чувствах избиваемого, презираемого и жестоко униженного ребенка. И ему трудно было избавиться от мысли, что все в его жизни могло быть иначе.

Лютор тоже спешился, и когда он встал перед сыном, как обвиняемый перед судьей, Роланд спросил его, то ли злобно, то ли с болью в голосе:

— Черт тебя побери, Лютор! Почему?

— Я скажу тебе, — тихо промолвил старик. — Я поведаю о стыде мужчины, не имеющего сыновей.

— Но в этом нет стыда, — воскликнул молодой человек.

— Ты просто не знаешь, мой мальчик, — остановил его Лютор. — Ты не сможешь понять страстного желания иметь сына, покуда оно не овладеет тобою самим. Дочери, дюжины моих дочерей… по всей Нормандии. Но ни одного мальчика, ни одного! Я уже стар, мне под шестьдесят. Я всю жизнь ждал наследника, чтобы передать ему мои земли. Когда Гедда родила мне еще одну девочку, я едва не убил ее. После того она больше не зачала. В этом причина ее ненависти к тебе.

— Но почему я, Лютор? Почему не какой-нибудь крестьянский сын — ребенок, который был бы благодарен тебе за все, что ты мог ему дать?

— А ты, значит, не благодарен? Я сделал из тебя человека, с которым нельзя не считаться, отличного воина. И ты мне за это не благодарен?

— Но ведь именно твоими руками я был привезен сюда и отдан этой мегере в пожизненную каторгу. Ты отнял меня у любящей матери… и вручил Гедде!

— Но я сделал из тебя сильного мужчину, Роланд.

— Мой брат тоже сильный мужчина, хотя его вырастили любящие родители. А ты, Лютор, лишил меня всего!

— Я любил тебя.

— Да ты не знаешь, что такое любить!

— Ты не прав. — Лютор был сражен. На минуту он замолчал, но потом тихо заговорил, и в его глазах можно было прочесть боль:

— Я просто не знаю, как это делается, но действительно люблю тебя, Роланд. И всегда любил, как родного сына. Я сделал тебя своим сыном.