Стаберий низко поклонился и попятился обратно к ступеням.

Заметив в толпе меня, Цезарь велел глашатаю пригласить меня вне очереди.

– На кого жалуешься ты, Авл Валент? – обратился ко мне Цезарь, когда я предстал перед ним.

Я коротко объяснил Цезарю, что привело меня на площадь в это утро.

– Твое участие в деле этого ростовщика весьма похвально, Авл, – улыбнулся Цезарь. – Без тебя Стаберий наверняка и не отважился бы на такой шаг. Прошу тебя, останься. Мне нужно поговорить с тобой.

Слегка поклонившись Цезарю, я отошел в сторонку, встав позади его писцов.

Процедура подачи жалоб продолжилась. Глашатай привычно и деловито объявлял просителей, которые по одному приближались к Цезарю и вручали ему свои прошения. Какие-то жалобы были написаны на восковых табличках, какие-то на листах папируса. Если Цезарь не мог разобрать чей-то почерк, он просил жалобщика, чтобы тот сам огласил текст прошения. Ни одному просителю Цезарь не отказывал в содействии.

Очередь из просителей быстро таяла. Когда остались последние три человека, к Цезарю вдруг приблизился стройный юноша, темноволосый, с прямым носом и смелым взглядом больших карих глаз. Он был одет в длинную серую тогу и коричневый плащ, плотно обернутый вокруг тела. В левой руке юноша держал довольно увесистый папирусный свиток, более похожий на книгу, чем на короткое прошение.

Лицо этого юноши показалось мне знакомым. Определенно, я с ним где-то встречался! Я напряг свою память и вспомнил. «Да это же Луций Сцевола! – пронзила меня быстрая мысль. – Приятель старшего сына сенатора Меммия! Сдвинутый на тираноборчестве придурок!»

Моя рука машинально потянулась к небольшому ножу, оставленному мне в подарок Белкиным и с которым я не расставался.

Дальнейшее произошло неожиданно и стремительно.

Луций Сцевола поклонился Цезарю, левой рукой протянув ему свиток, а правой ловко выхватив из середины свитка кинжал с узким лезвием. Никто из телохранителей Цезаря не успел вовремя отреагировать на это. Гибкий и проворный Луций Сцевола метнулся к Цезарю, замахнувшись на него кинжалом. Одновременно прозвучали громкие предостерегающие возгласы Куриона и Марка Антония.

Времени на раздумья не было. Я уверенным движением метнул нож, как меня обучили в гладиаторской школе. Луций Сцевола с предсмертным хрипом повалился к ногам Цезаря, как подрубленный кипарис. Нож пробил ему шею под левой скулой. Подоспевшие телохранители запоздало пронзили мечами распростертого на каменных плитах Луция Сцеволу.

Заметив в толпе быстрое движение, два человека в темных плащах бросились наутек, грубо расталкивая людей, я ринулся вдогонку за одним из них. Я настиг беглеца довольно далеко от форума на углу какой-то узкой улицы, когда тот упал, поскользнувшись на гладких камнях мостовой. Я схватил упавшего за одежду и сдернул капюшон с его головы. Передо мной был Публий, сын сенатора Меммия.

– Вставай, заговорщик хренов! – тяжело дыша, сказал я. – Твое счастье, что ты попался мне, а не кому-то другому из людей Цезаря.

Публий поднялся на ноги, его шатало от сильной усталости. На его щеках полыхали яркие пятна румянца, вызванного затратой неимоверных физических усилий. Его грудь тяжко вздымалась.