– Кому – славная победа, а кому и дырка в калите. – Александр залпом выпил кубок, отер бородку. – Добрая половина новгородских купцов с западными странами торгует, а шведы, с немцами столковавшись, морские пути перекрыли. Вот боярство и заворчало. Сперва тихо, шепотком, а потом и в полный голос. Мол, никакие победы барыша не стоят. Ну и вздули цены на все, что могли. И на меня закивали: вот, новгородцы, кто виноват, что вы животы подтянули. Прости, батюшка, но честь мне дороже новгородского княжения.

Ярослав нахмурился. Князь Александр наполнил кубок, молча отхлебывал по глотку.

– К чарке потянуло? – с неодобрением отметил Ярун.

– Не ворчи, дядька. Сунули меня мордой в холодные помои.

– А про орден забыл? – вдруг резко спросил великий князь. – Собой любуешься, свою обиду лелеешь? Ливонские разъезды по Псковской да Полоцкой земле, как по своей, разъезжают. А с твоим отъездом и в Новгородской окажутся!

– Умыться грязью и промолчать советуешь, батюшка?

– Во имя Руси я татарской грязью умыться готов, а ты новгородской брезгуешь? Время смирения, сын, смирения и расчета, а не ссор меж собой. Пора собирать камни, Александр Ярославич Невский, а не разбрасывать их!

Наступило молчание. Даже в глаза друг другу смотреть избегали.

– На все нужно время, князь Ярослав, – осторожно сказал Ярун. – В молодые годы и малая обида ершом в горло идет. Себя самого вспомни.

– Где семья? – отрывисто спросил Ярослав.

– Велел Олексичу в Переславль отвезти вместе с отроками моими.

– И что делать думаешь?

– Зайцев гонять, – усмехнулся Александр. – Сбыслав обещал монгольской стрельбе меня обучить.

Ярослав хотел было что-то спросить, но вовремя опомнился. Только судорожно глотнул.

– Дозволь удалиться, батюшка, – сказал Александр, вставая. – Трое суток в седле.

– Добрых снов.

Невский, поклонившись, пошел к выходу. У дверей вдруг остановился, резко развернувшись:

– А Новгород я немцам не отдам, отец. Не отдам!..

И вышел.

– А ведь не отдаст, – улыбнулся Ярун, когда за Александром закрылась дверь.

– Обиделся он, видишь ли, – вновь заворчал князь Ярослав. – Нашел время для обид.

– Будто ты с обидами не нянчился. Липицу вспомни.

– Ты мне не указывай, что вспоминать! – с юношеским гневом вдруг заорал Ярослав. – Не топчи мозоли мои душевные.

Ярун помолчал, ожидая, когда у князя пройдет внезапная вспышка раздражения. А когда грозно сдвинутые брови вновь вернулись на свои места, спросил:

– За псковские земли опасаешься?

– Почивать не надумал? Тогда посиди, не до сна мне что-то, Ярун. – Князь помолчал. – За Псков боюсь. Псков – ключ к Новгороду.

– Ордену Псков не взять.

– А смутить псковитян можно. Псков исстари на варяжской торговле сидит. И земли занять могут. А вышибать всегда трудно, сам знаешь. Не смирился мой сын еще, не смирился. Больно лихо понесло его после первой победы.

– Александр разумен, князь Ярослав. Успокоится, и все у него на места встанет.

– Время не наверстать. – Ярослав помолчал, сказал с горечью: – И Чогдара нет. А татары – есть.

Упоминание о Чогдаре полоснуло Яруна по сердцу. Да и великого князя, видимо, тоже, потому что беседа увяла в собственных размышлениях собеседников. Так молча и разошлись.