Вернулись спутники. Чогдар нес в поле кафтана груду смерзшегося конского навоза, а Сбыслав – рыхлую охапку полегшего под снегом кустарника.

– Кони стояли, – сказал Чогдар, высыпав навоз.

– А люди легли. – Старший показал свою находку и перекрестился.

И спутники его перекрестились. Помолчали.

– Наша с тобой война, Ярун, – вздохнул Чогдар.

– Наша, – согласился Ярун и протянул найденный крестик юноше. – Христианская душа на этом месте в рай отлетела. Носи у сердца, сын. Память должна обжигать.

– Да, отец. – Сбыслав торжественно поцеловал крестик и спрятал его на груди.

– Волки близко, – сказал Чогдар, вздувая костер. – Сидят караулом.

– К огню не сунутся.

– Не к тому говорю, Ярун. Кости человеческие грызть начнут, по степи растаскают. Уж лучше в огонь их положить.

Потом они молча жевали сушеную рыбу, ожидая, когда поспеет похлебка в котелке. Студеная синева наползала со всех сторон, а они чутко дремали, закутавшись в широкие полы кафтанов и спрятав лица в башлыки.

Невдалеке завыл волк. Ярун сел, помешал варево, попробовал.

– Похлебаем горячего, да и в путь.

Хлебали неторопливо, истово, старательно подставляя под ложки куски черствых лепешек. Тоскливо выли волки в густеющих сумерках, не решаясь приблизиться к огню.

– Зверь убивает пропитания ради, – сказал вдруг Сбыслав. – А чего ради человек убивает человека?

– Несовершенным он в этот мир приходит, – вздохнул Ярун. – Душа должна трудиться, и пока трудами не очистится, нет ей покоя. Труды, размышления и молитвы взрослят ее, сын.

– Жирный кусок – самый сладкий, – добавил Чогдар. – А из всех сладких кусков власть – самая жирная. – Он облизал ложку и спрятал ее. – Пора в путь, анда.

Все трое молча поднялись, затянули на спинах длинные концы башлыков, надели котомки и, перекрестившись, тронулись дальше. Шли прежним порядком: Ярун торил дорогу, Чогдар замыкал шествие, а Сбыслав держался середины.

Позади у догорающего костра тоскливо выли волки. Конечно, лучше было бы ночевать у огня, а идти днем, но в те года горящий в сумерках одинокий костер был опаснее самых ярых зверей.

Добыча удалялась, и стая преодолела извечный страх перед огнем. Матерая волчица обвела ее стороной, быстро поставила на след, и волки, пригнув лобастые головы, крупной рысью пошли вдогон. Бежали молча, цепочкой следуя за вожаком, но, приблизившись, взрычали, роняя слюну, и снова стали обходить с двух сторон, перейдя внамет, чтобы поскорее отрезать путь людям, замкнуть кольцо и ринуться в одновременную атаку. Путники остановились, выхватив из ножен оружие. Чогдар развернулся лицом к тылу, Ярун мечом держал нападающих зверей спереди, а юный Сбыслав, укрывшись меж их спинами, отражал волчьи броски с обеих сторон. Ему первому и удалось полоснуть самого неосторожного острым клинком по горлу. Волк взвыл, отлетев в сторону, забился, разбрызгивая кровь по сыпучему нехоженому снегу.

– Один есть, отец!

– Береги дыхание. Еще одного зацепим, и можно будет идти.

Второго волка широко располосовал Чогдар. Запах горячей крови и смертный вой бившихся в агонии раненых животных сразу остановили стаю. Беспомощная добыча была рядом, и молодой волк не выдержал первым, яростно бросившись на подбитого собрата. И вмиг стая распалась на две кучи, с рычанием разрывая теплые, бьющиеся на снегу тела.