Но ни одного защитника людской твердыни наверху не появилось.

Генерал Хрол нахмурился. Происходило что-то непонятное — по всем правилам военного искусства это был самый грозный момент боя, когда гибло больше всего солдат. А враг не только дал поднять осадные лестницы, но, похоже, не возражал и против того, чтобы орки забрались на самый вверх фортификационного элемента, одержав таким образом победу.

Штурмовики ждали приказа, выставив вперед пики, и долгое молчание командира с каждым мигом казалось все тревожней. Наконец Хрол решился.

— В атаку!

Боевой порядок орков пришел в движение. Воины с пращами выбежали на пустое пространство перед стеной и растянулись в длинную цепь, готовясь сбить любого врага градом камней. Одновременно из-за первой линии выдвинулись штурмовики-верхолазы, похожие на черных черепах из-за укрепленных на спине щитов. Они быстро полезли по лестницам вверх.

Тут у Грыма возникло чувство ирреальности происходящего. Оно становилось все сильней, пока до него не дошло, что он слышит странный звук, с каждой секундой делающийся все громче.

Звук был похож на жужжание точильного колеса — только огромного, размером с целый дом, которое из-за своей тяжести раскручивается очень долго. Грым понял, что наждачный звук слышат и другие — какая-то волна неуверенности прошла по оркским рядам. А потом Грым заметил, что штурмовики уже не лезут на стену, а бегут от нее прочь, а сама стена трясется, и даже те воины, которые уже забрались высоко на лестницы, бросают свое оружие и прыгают вниз.

По стене прошла зубчатая трещина — словно в ней отпечаталась молния. За мгновение трещина стала шире, вниз полетела штукатурка и обломки, и обнажилась засасывающая черная пустота. Грыму вспомнился Лик Маниту из «Слова о Слове», но времени на благочестивые раздумья не было.

В стену ударило изнутри, и от нее отвалился большой гипсовый кусок. Там была не просто пустота. В просвете блестело и шевелилось что-то урчащее.

— Отвага! Отвага! — закричал Хрол. — Держать линию, бойцы! Пращники, огонь!

Пращники закрутили над головами свои кожаные пропеллеры, и в ширящийся просвет полетели камни. Грым услышал несколько звонких ударов, а потом обвалился сразу большой кусок стены в самом центре, и стало видно, что прячется внутри.

Это был огромный железный воин, немного похожий на тех закованных в броню рыцарей, которых снимали в снафах эпохи Просра Ликвида.

У него было бочкообразное тело, короткие толстые ноги с большими пирамидальными ступнями и цилиндрические шарниры вместо коленей. Его лицо было сплюснуто в какую-то древнюю коническую масленку, острым концом повернутую вперед. Отверстия в ее верхней части были похожи на глаза, а выступы чуть выше напоминали поднятые над переносьем брови. Из-за этого у железного лица появлялось подобие человеческого выражения — эдакое грустное любопытство. Одна рука воина кончалась стальной палицей, другая — решетчатым раструбом промышленного вида.

Железный воин поднял лицо вверх и издал долгий звук, похожий на зов рожка — заунывный и такой громкий, что у Грыма заложило уши. Потом он легко, как бы играя, сбил своей палицей торчащую перед ним лестницу и шагнул вперед.