Трейлеры были покрыты яркой росписью — в основном сценами из снафов. Голые грудастые женщины, замершие в бесстыдном соитии с немолодыми загорелыми мужиками, боевые машины людей, идущие на оркский строй, позор побежденных каганов прошлого — все эти картины на бортах транспортеров были движущимися и живыми. Словно с неба падали запрещенные куски знакомых снафов — те самые, которые были замазаны цензурой. Враждебный мир с другой стороны свинцового облака плевать хотел на все оркские запреты. Он врывался в оркскую жизнь грубо и нагло, плюя на ее лад и обычай. Удар чужой культуры, несомненно, сам по себе был актом войны — это почувствовали все.

Площадь стала роптать — сперва тихо, потом громче и громче, и ропот начал перерастать в движение. Площадь закипала. Разметчики не могли больше удерживать дистанцию между отрядами, колоннам все труднее было сохранять строй, и сделалось ясно, что, если не открыть ворота прямо сейчас, будет давка. Это было элементарно как школьная задача про трубы, по которым втекает и вытекает вода.

Грым увидел на большом маниту, как офицер из свиты склонился к кагану и что-то прошептал. Рван Дюрекс кивнул и встал с места. Площадь замерла.

Каган чуть выждал, поднял свой шестопер, смачно плюнул на него и бросил в ворота. В тишине раздался удар железа о железо — шестопер попал в накладную спастику.

«Вот и все», — подумал Грым.

Пока отскочивший от ворот шестопер падал на землю, он словно заглянул в щель, за которой крутятся незамысловатые колеса истории. Вот так, оказывается, происходили великие события… Тайна власти была описана в книге «Дао Песдын» исключительно точно.

Когда шестопер упал, к воротам бросились богатыри. Бамболео успел первым — и одним ударом трамвайной оси сшиб жалобно звякнувший замок.

Маниту на стене Музея Предков показал крупный план лопнувшей дужки, и народ на площади задрал головы, чтобы увидеть подкравшуюся к воротам камеру — но она была скрыта камуфляжем.

Собравшееся на площади войско завопило старинный клич:

— Урки рулят! Урки рулят! Моржуа и Сандуны!

На помощь Бамболео пришли другие витязи, и ворота распахнулись. Грым еще не видел поля за ними — но по его спине прошла та же электрическая волна восторга и ужаса, что и по всей площади.

Зарычали спрятанные под досками моторы, и ладья пришла в движение — каган должен был войти на Оркскую Славу в числе первых. Боевой помост всегда делали в виде огромной лодки, потому что такая платформа могла протиснуться в ворота — она была длинной и узкой.

«Вот и вся норманнская теория, — подумал Грым, вспомнив школьную зубрежку, — благородный Торн Кондом с дружиной викингов и что там еще… А под стеной пролезть, так предки станут гномы…»

Слегка чиркнув бортом о проем (это было плохим знаком, но все сделали вид, что ничего не заметили), платформа кагана въехала на Оркскую Славу.

Тут с Грымом стало твориться странное.

Он словно раздвоился — как будто в его голову воткнули антенну, улавливающую чувства огромной оркской толпы. Ему волей-неволей приходилось переживать их, и страшнее всего было то, что он не всегда понимал, где толпа, а где он. Орки ворвались в его мозг точно так же, как на цирковую равнину, а сам он спрятался в крохотном уголке своего сознания.