Тут меня осенило. Мать вела себя по отношению ко мне точно так же, как и отец. Я посмотрел на Санчеса:

— Моя мать. Я знаю, кто она. Она тоже была «следователем».

— Значит, вы получали двойную дозу, — проговорил Санчес. — Неудивительно, что вы такой замкнутый. Но они, по крайней мере, не угрожали вам. Во всяком случае, вам никогда не приходилось волноваться за свою безопасность.

— А что было бы тогда?

— Тогда вы остановились бы на роли «бедный я». Вам понятно, как это получается? Если вы ребенок, и кто-то выкачивает из вас энергию, угрожая телесным наказанием, то замкнутость не поможет. Прикидываясь скромнягой, вам не удастся заставить родителей отдать вам энергию. Их не волнует, что там у вас в душе. Их напор слишком силен. Поэтому вы вынуждены перейти на более пассивный уровень и попробовать подход «бедный я», взывая к милосердию этих людей, чтобы они ощутили свою вину в том зле, которое вам причиняют.

Если это не получается, вам, ребенку, приходится терпеть до тех пор, пока вы не станете достаточно взрослым, чтобы воспротивиться насилию и ответить агрессивностью на агрессивность. — Священник помолчал. — Как та подававшая вам ужин девочка из перуанской семьи, о которой вы рассказывали.

Чтобы получить выраженную в виде внимания энергию, человек готов на любые крайности. А впоследствии эта стратегия становится для него основным способом подчинения себе любого другого человека для овладения его энергией, ролью, к которой он постоянно прибегает.

— С «шантажистом» понятно, — сказал я. — А вот как формируется «следователь»?

— А как бы вы поступили, будучи ребенком, если члены вашей семьи заняты собой и не обращают на вас внимания, потому что главное для них — карьера или они целиком поглощены чем-нибудь еще?

— Не знаю.

— Если вы замкнетесь в себе, то своего не добьетесь: они не обратят на это внимания. Разве тогда вам не придется прибегнуть к тому, чтобы вмешиваться, лезть в чужие дела и в конце концов начать придираться к этим людям с целью заставить их уделить вам внимание и энергию? Этим как раз и занимается «следователь».

До меня стало доходить это откровение:

— Те, кто замкнут в себе, творят «следователей»!

— Совершенно верно.

— А «следователи» заставляют замыкаться в себе! А от «шантажистов» получается «бедный я» или, если это не происходит, еще один «следователь»!

— Именно. Таким образом, ролевая установка становится явлением постоянным. Но не следует забывать, что стремление подмечать эти роли у других вовсе не говорит о том, что сами мы свободны от подобного. Нам необходимо избавиться от этой иллюзии, и лишь тогда мы сможем идти дальше. Почти каждому из нас свойственно, по крайней мере, какое-то время, придерживаться определенной роли, и нужно достаточно долго присматриваться к себе со стороны, чтобы выяснить, что это за роль.

Некоторое время я молчал. Наконец, снова поднял взгляд на Санчеса:

— А что потом, когда мы поймем, в чем наша роль?

Санчес притормозил машину, чтобы взглянуть мне прямо в глаза:

— Ничто не мешает нам стать выше этой безотчетной игры, в которую мы играем. Как я уже говорил, нам дано прийти к более высокому смыслу собственной жизни, к духовному объяснению того, почему мы появились на свет именно в своей семье. Мы сможем хотя бы отчасти разобраться в том, кто мы такие на самом деле.