Мы ехали уже несколько часов, и никто не произнес ни слова. Местность за окном становилась все более ровной. Потеплело. Самый молодой из солдат передал мне открытую банку консервов — что-то вроде тушеной говядины, — но мне снова ничего не лезло в горло. Зашло солнце, и стало быстро темнеть.

Я ехал, ни о чем не думая и тупо глядя вперед, на дорогу, освещенную светом фар, а потом незаметно погрузился в беспокойный сон. Мне снилось, что я от кого-то скрываюсь. Я бежал изо всех сил, спасаясь от неведомого врага; вокруг пылали сотни громадных костров, и я знал, что где-то здесь наверняка есть тайный ключ, который откроет путь к знанию и спасет меня. Вдруг я увидел этот ключ посреди одного из гигантских костров и рванулся, чтобы вытащить его.

Я дернулся и проснулся весь в поту. Солдаты с подозрением глядели на меня. Встряхнув головой, я прислонился к дверце машины. Всматриваясь в выступающие сквозь темноту очертания местности, я боролся с подступающей паникой. Я был совсем один, меня куда-то везли под конвоем во мраке ночи, и никому не было дела до моих кошмарных снов.

Около полуночи мы подъехали к большому, тускло освещенному зданию. Двухэтажное, оно было сложено из каменных блоков. Мы прошли по дорожке мимо главного входа и вошли в боковую дверь. Ступеньки вели вниз в узкий коридор. Внутри здания стены тоже были каменные, а потолок был устроен из грубо оструганных досок, прибитых к широким балкам. Дорогу освещали подвешенные к потолку электрические лампы. Миновав еще одну дверь, мы попали в помещение, где располагались камеры. Нас догнал солдат, который по дороге на некоторое время куда-то исчез. Он открыл дверь одной из камер и жестом предложил мне зайти.

Внутри было три койки, деревянный стол и ваза с цветами. Удивило то, что в камере было очень чисто. Когда я входил, из-за двери на меня робко глянул молодой перуанец лет восемнадцати. Конвоир запер за мной дверь и ушел. Я присел на одну из коек, а юноша достал керосиновую лампу и зажег ее. Когда она осветила его лицо, я увидел, что он — индеец.

— Вы говорите по-английски? — спросил я.

— Да, немного, — отозвался паренек.

— Где мы находимся?

— Недалеко от Пуллкупа.

— Это тюрьма?

— Нет, сюда привозят, чтобы допрашивать о Манускрипте.

— Вы здесь давно?

Юноша застенчиво поднял на меня карие глаза:

— Два месяца.

— И что они с вами делают?

— Пытаются заставить разувериться в Манускрипте и рассказать о тех, у кого есть списки.

— И как же они это делают?

— Они со мной беседуют.

— Просто беседуют, не угрожают?

— Просто беседуют, — повторил он.

— Они не говорили, когда отпустят вас?

— Нет.

На какой-то миг я замолчал, и мой собеседник вопросительно посмотрел на меня.

— Вас задержали со списками Манускрипта? — спросил он.

— Да. А вас?

— Тоже. Я живу здесь неподалеку, в приюте. Директор приюта учил тому, о чем говорится в Манускрипте. Он разрешал мне учить детей. Ему удалось скрыться, а меня арестовали.

— Сколько же откровений вы прочитали? — поинтересовался я.

— Все, что найдены. А вы?

— Э-э, я прочел все, кроме Седьмого и Восьмого. У меня было Седьмое, но не было времени прочитать, а тут нагрянули солдаты.