– Наржался, конь стоялый? – Глядя на утирающего платком слезы, поинтересовался Карпов.

– Ой. И не говори. И судя по всему, нужно было это не только мне, – кивая в сторону гогочущих стрельцов, едва просипел подлекарь.

Ну да, есть такое. Сегодня костлявая каждому из них в лицо заглянула. И многие успели уж с жизнью проститься. Но Господь не попустил. А то, что парни принесли весть из основного лагеря об оспе, ерунда. Каждый доподлинно знал что хворь к ним ни под каким видом не подступится. Потому как их Павел Валентинович одно восточное снадобье знает. И всех их еще перед походом обезопасил. Вот и выходит, что опять у костлявой промашка вышла. А раз так, то отчего и не повеселиться.

Н-да. Правда никому при этом не говорили, что им прививали самую настоящую живую оспу. Пусть и коровью, но все же оспу. А главное, и не азиатскую какую, а взятую от самой обычной коровы в одном из измайловских хлевов. Если бы стрельцы знали, то бежали бы от своего любимого костоправа куда глаза глядят.

Не заладилось у Павла. Как и предполагал Иван, нашла у него коса на камень. Рощин встал на пути молодого дарования неодолимым препятствием, предавая анафеме все его начинания. Ну как же, ведущий профессор медицины, учитель и наставник. И вдруг, какой-то младой подлекарь начинает утверждать, что Христофор Аркадьевич ошибается. Мало того, его методы лечения ранений в корне не верны. Оспа же послужила последней каплей.

Павел хотел всерьез заняться изысканиями в этом направлении. Но Рощин велел ему выбросить из головы разные бредни, и заняться действительно стоящим делом. Когда же молодой человек отказался, и открыто восстал против учителя, тот попросту удалил его из своей лаборатории.

А за одно, отказал и от дома. Парень уже совсем скоро должен был получить звание лекаря. Это позволило бы ему встать в один ряд с дворянами, и рассчитывать на руку Дарьи Христофоровны. Ага. Была между этими двоими симпатия. И тут такое.

Павлу бы отступиться, хотя бы для виду. Иван предлагал ему подобный шаг. Опять же, не только личную жизнь сумел бы устроить, но и сохранил бы доступ к лаборатории, а там уж тайком, тишком, да бочком, разбирался бы с природой болезни. Да куда там. И слушать не желает. Прав он вишь ли, и точка.

Еще наглец такой и к Ивану удочки забрасывал. Мол, дорогой ты мой товарищ, мало уметь предотвращать болезнь, не мешало бы еще и научиться ее лечить. А не желаешь ли ты оборудовать лабораторию. Деньга-то у Карповых водится. А там всего-то… Вообще-то, дорогое это удовольствие, научные изыскания. Ивана же вполне устраивали прививки. С остальным пусть сами разбираются.

А вот на службу в сотню, Иван взял Павла без лишних разговоров. Вернее, даже сам воспользовался ситуацией, и подтянул теперь уже похоже вечного подлекаря. Ну нет на сегодняшний день никого, кто лучше Рудакова управлялся бы с ранениями. Хотя потому что, тот применял септику и антисептику, и не боялся резать своих пациентов. Пусть и не повсеместно, но это уже великое дело.

Пришлось конечно Ирине Васильевне в красках расписывать всю пользу от штатной должности подлекаря в сотне. А то как же. Ему ведь нужно платить жалование. Да инструмент, да повозку и припас. Но все же убедить ее получилось. Причем настолько, что она пресекла на корню начавшиеся было возмущения Рощина. Мол выжил неслуха из академии, вот и радуйся. А в стрелецкую сотню нос свой не суй…