Этих старых пещерных пизд я держал в страхе с помощью одного из номеров своей программы, где я в наряде Черной Вдовы исполнял Американский брачный танец. Я мог сделать так, что лицо мое колыхалось, вы не поверите, а звуки, которые я издавал в… э-э… оргазме, когда Она меня пожирала, — сами понимаете, я играл обе роли, изображал Саму Богиню и ради пущей безопасности превращался в камень… А у Нее для меня не хватало сока, вытекавшего из той дыры, ее единственного отверстия, и ее перенесли — вместе с жалкой платформой, вместе с жопой без формы — слепые уникумы без яиц, им пришлось ложиться на пол и подползать под Ее платформу в Костюме Носильщика-Многоножки, надевать который считалось большой честью, а они постоянно дрались из-за протокола ползанья, или проползкола… Так вот, все эти мальчики были сложены в штабеля до самого потолка и покрыты известняком… сами понимаете, они были не мертвее свежей устрицы, но умирали, как только раскалывалась раковина, и их пожирали, дрожащих, душистых и вкусных. И правильно — витамины… пожирали с помощью маленьких, украшенных драгоценностями стругов — нефрит, сапфиры и рубины цвета цыплячьей крови, сплошное великолепие. Разумеется, я стибрил все, что сумел сцапать своим цепким геморроем, — этому я научился, когда воровал в чикагских магазинах, чтобы платить налог за коксовое наслаждение. Три тысячи лет в шоу-бизнесе… потом, а может, и раньше, Майянский Календарь испоганили, сами знаете… я играл роль Кукурузного Бога в Священной Церемонии Повешения — дабы плодоносил сорт кукурузы, выведенный тем импресарио, что специализируется на чудесных эпизодических ролях, кои мне как раз впору, точно презерватив, он толкает умнейшие речи. Он к тому же еще и доктор, Знаменитый Врач, он перекроил мне лицо после того, как “Катастрофа” столкнулась лоб в лоб с моим “бентли”… копы говорят, они отродясь такого удара не видели, а это специальный паспорт, который я должен иметь при себе, — я не был полностью уничтожен.
А вот и мой доктор, он перекроил мне лицо после катастрофы. Теперь он зовет меня Пигмалионом, разве не остроумно? Вы его полюбите».
Доктор сидел в поблескивающем никелем хирургическом кресле. Его мягкая бескостная голова была покрыта серо-зеленым пушком, правая сторона лица, на дюйм ниже левой, гладким пузырем распухла вокруг мертвого, холодного подводного глаза.
— Доктор, познакомьтесь с моим другом, Агентом мистером D, он к тому же весьма привлекателен. (Бывает, он едва слышит, что ему говорят. Очень толковый специалист.)
Доктор вытянул свои укороченные жилистые пальцы, в которых неоновыми огнями блеснули хирургические инструменты, и разрезал лицо Джонни на кусочки света.
— Желе, — сказал доктор жидким бульканьем в затвердевших лиловых деснах. Его язык был раздвоен, и, когда он говорил, половинки переплетались. — Живое желе. Оно прилипает к человеку и растет на нем, как на Джонни.
В руки доктора были вкраплены маленькие папулы ткани. Доктор вынул из уха Джонни скальпель и срезал папулы в пепельницу, где те принялись медленно шевелиться, выделяя зеленый сок.