– Маленькую, большую склянку?
– Большую. И захвати еще «Живой поток». Возьми посвежее, тот, что вчера смешали. Неразбавленный.
– Хорошо, учитель…
Ханар вышел, невозмутимый, как статуя. Гекель остался наедине с пациенткой, слегка выбитый из колеи странным поведением помощника. Для него вспышка эмоций Ханара была сродни тому, как если бы табурет ожил и начал выписывать кренделя, отплясывая веселый танец летнего солнцестояния.
Помощник вернулся быстро, с ларцом, в котором стояли несколько склянок.
– Я захватил еще «Сонную слезу» и «Силу Тауреля», учитель. Возможно, тебе придется применить их тоже.
– Возможно… – неопределенно бросил Гекель и, потянув за край простыни, сдернул ее с девушки. Ханар впился глазами в тело пациентки и замер, сощурив глаза.
Серг лежала на той же кушетке, что и неделю назад, на спине, руки вдоль тела. Ханар каждый день ее переворачивал, чтобы не застаивалась кровь и не было пролежней. Массировал кожу, проминая мышцы. Теперь он знал каждую морщинку, каждый шрам на теле Серг…
За неделю девушка сильно похудела. Нет, не сильно – катастрофически похудела. Гекель и Ханар не могли ее кормить и поить, опасаясь, что во время очередного приступа Мерцания повредят внутренние органы. Мерцанием называли хаотичные, бессистемные изменения организма, оно требовало энергии, жизненных сил, съедало жир, мышцы, масса тела уменьшалась настолько, что в конце концов вместо здорового, цветущего человека мог остаться лишь скелет, обтянутый полупрозрачной, тонкой как пергамент кожей. Почти как сейчас.
– Жива… – слегка удивленно констатировал Гекель. – Знаешь, если бы на ее месте был мужчина, он бы умер еще дня три назад. Женщины вообще более живучи, чем мужчины. Похоже, я ошибался, не рассматривая женщин на роль претендентов.
Гекель покосился на помощника, тот смотрел в пространство, застыв слева от плеча учителя.
О чем он думает? Какие мысли варятся в котле головы этого молодого человека, внезапно ставшего взрослым, выросшего из того вшивого мальчугана, которым он был несколько лет назад? Его помыслы известны лишь богам. Увы, Гекель пока не научился читать мысли. Почти не научился. Кое-что он улавливал – настроение, какие-то обрывки, картинки – в момент наивысшего напряжения магических сил, но, увы, до настоящего чтения мыслей он так и не дошел. И скорее всего, не дойдет… так ему казалось в минуты отчаяния.
Ощупал руки, ноги, заглянул в рот – все вроде на месте, ощущения, что тело «мерцает», тоже нет. Девка как девка, если не считать патологической, невозможной худобы.
– Три дня, и будет почти прежней, – хмыкнул Гекель. – Побольше еды, двигаться, разгоняя кровь, – забегает пуще прежнего. Теперь ей всегда нужно будет много есть, как грузчику в порту. Но у всех свои проблемы, не правда ли, Ханар?
– Правда, учитель. Ты всегда прав, – ответил невозмутимый, спокойный Ханар. – Натереть мазью должен я?
– Ты. Я буду творить колдовство. Мне нужны чистые руки… Давай, приступай, а то еще на последних минутах умрет. Интересно, что у нас получилось?
«Ох, как все болит… болит! Ооооо! Горит все! Но я жив! А это уже хорошо! И чего хорошего? Может, инвалидом сделался? Может, с ума сошел? Нет. Раз я думаю, не сошел ли с ума, – значит, не сошел. Я выжил. Вот только двинуться не могу. Сейчас попробую… сейчас…»