А вот со взлетом все было гораздо сложнее. Ведь скорость отрыва составляла около тридцати километров в час. Планер по определению собственного двигателя не имеет (да и где бы я его взял?), следовательно, эту самую скорость ему надо как-то сообщить. Да еще и с запасом, чтобы он взлетел повыше и успел поймать какой-нибудь восходящий поток. Иначе полет закончится непозволительно быстро. Чем же разогнать аппарат?
Ответ, подсказанный историей развития авиации в нашем мире, не оставлял пространства для маневра. Катапульта! Только она являлась решением задачи в моих условиях. Не буксировать же планер за кораблем, в самом деле! Пузатый парусник – не моторная лодка, нужной скорости не разовьет. Но на каком тогда принципе строить катапульту? Паровую, как на «классических» авианосцах? Ага, сейчас, только возведу сначала несколько металлообрабатывающих заводов! Что-то типа огромного арбалета? Тоже не вариант, слишком велики будут нагрузки на «плечи» гигантского лука и тетиву, доступные материалы их не выдержат. Да и перегрузки при выстреле превзойдут все разумные границы. И еще-где я это немаленькое устройство втисну на палубе парусника?
Что же остается? В результате долгих раздумий и даже постройки моделей в масштабе один к десяти в одном из сараев, подальше от чужих глаз, пришлось в середине января срочно смотаться в Гринвич. Ибо в конструкцию одного из возводимых на местных стапелях кораблей, заказанных еще осенью, следовало внести немалые изменения. Заключавшиеся, прежде всего, в значительном усилении конструкции мачт. Вернее, только задней. А также в установке некоторых дополнительных агрегатов.
В итоге схема выглядела так. Планер, подвешенный на нижней рее задней мачты, игравшей роль крана, выдвигался на десяток метров за корму и опускался в воду. К креплению в его передней части цеплялся прочный шелковый трос, тянувшийся к вращающемуся блоку, установленному на верхушке задней мачты и затем опускавшийся к основанию центральной. Где и располагалась лебедка, на которую накручивался трос. Движение лебедка получала, через ременную передачу, от длинного деревянного вала, шедшего поперек палубы и приводившегося в движение двадцатью «велосипедистами». То есть моряками, крутившими два десятка специальных педальных приводов. На короткое время запуска они могли выдать вполне приличную мощность под десять киловатт. Заданную же скорость вращения регулировал заданием барабанного ритма боцман, сверявшийся с показаниями счетчика оборотов. Пришлось немало потренировать стартовую команду, пока они начали работать скоординировано.
Длина троса (около трехсот метров) была рассчитаны таким образом, чтобы к моменту им угла в сорок пять градусов, планер достиг требуемой скорости и высоты. Там трос выходил из зацепа и крылатый аппарат отправлялся в свободный полет. Вся эта динамика, конечно, потребовала сильного увеличения прочности задней мачты, что и проделали на верфи после моего неожиданного туда визита (и за дополнительную плату, естественно).
Сам же планер был практически полностью «слизан» с еще советского гидропланера-биплана БРО-16, выпускавшегося в Литве в семидесятых годах двадцатого века. Очень уж хорошо подходил он под мои требования. И простая, полностью деревянная конструкция, и возможность приводняться, и прочная надежная бипланная коробка… Все это перекочевало в тринадцатый век с минимальными изменениями. Чуть больший размах крыльев, так как мне требовалась еще пара десятков килограммов лишней полезной нагрузки. Дополнительные поплавки на концах нижнего крыла, для лучшей остойчивости в открытом море. Упрощенная конструкция, почти без и так немногочисленных металлических деталей. Два бомбодержателя за креслом пилота. Вот, пожалуй, и все отличия.