Их роман, продолжившийся в Москве, — мечта каждого холостяка. Никакой принудиловки и обязаловки. Вместе проводили выходные, причем культурная программа заметно скукожилась, иногда виделись среди недели. Андрей мог позвонить и притворно скорбным голосом проканючить:

— У меня развивается болезнь. Называется спермотоксикоз.

— Поняла, знаю отличное лекарство.

— Приедешь сегодня?

— Хорошо, но жарить стейки…

— Нешто я могу допустить кого попало к священному очагу?

Марина познакомила его со своими родителями — акт особого доверия, — и Андрей не забывал, когда увозил Марину из дома, купить ее маме цветы. Но когда он (честно говоря, без особой настойчивости) предложил Марине переехать к нему, она сморщилась и неопределенно развела руками. Мол, еще рано об этом заикаться. Подобное положение дел Андрея вполне устраивало.

Обычно интрижки и романы Андрея развивались по одинаковой схеме: от его первого очарования отщипывалось. Была влюбленность и постепенно таяла, от нее, как от шматка мягкой глины, отщипывались кусочки, пока не оставались крохи. Наваливались скука, пресыщение и досада из-за претензий девушки и ее требовательности.

Возможно, он походил на петуха Ваську. Был такой у бабушки. И она постоянно грозилась отправить Ваську в суп. Потому что этот зараза упорно топчет курицу неделю, а потом клюв от нее воротит, не заскакивает на старых несушек. Васька прожил до птичьей старости, бабушка, как ни ругалась, а все ему прощала за красивое утреннее пение.

С Мариной впервые в жизни не отщипывалось, а, напротив, прибавлялось. Что-то, трудно формулируемое словами, росло и крепло, без насилия и давления подводило к судьбоносному решению — надо жениться.

И тем больнее было нежелание Марины понять его проблемы, хотя бы просто выслушать, ее резкая и безапелляционная реакция, ее ядовитые клейма: «скотина» и «мерзавец» — в момент, когда у Андрея душа открылась и просила о милости. Хотя, с другой стороны, только идиот мог делать брачное предложение, когда девушка в яростном гневе.

Идиотом Андрей себя и ощущал.

Маринина колючесть, взыскательность и осторожность в отношениях с мужчинами объяснялись просто — горьким опытом.

Она росла умной и красивой девочкой у прекрасных родителей, которые стремились дать единственному ребенку все самое лучшее, что могли добыть инженер и биолог, сотрудники научных институтов. Лучшее — прежде всего школа. Специальная, английская, в центре Москвы, конкурс — как в театральный институт. Но конкурс — только для незнаменитых или небогатых родителей. Маринку взяли, потому что в шесть лет она бегло читала и складывала в уме двузначные цифры. Полтора часа в транспорте до школы, полтора часа обратно, так все одиннадцать лет, каждый учебный день. Марина училась отлично и была самой симпатичной среди сверстниц.

Прозвище Бесприданница Марине приклеили, когда она еще и не знала, что это слово значит. Наверное, одна из богатеньких мамаш после родительского собрания, на котором хвалили отличницу Кузовлеву, дома, утешая свое чванливое и капризное чадо, именно так обозвала Марину.