– Да, в Соленой Гавани на Соленой и Ураганной улицах тоже можно найти немало интересного мусора, так зачем забивать себе голову проблемами, которых пока нет? – услышал собственный голос Мышелов, заглядывая в ближайшую лужу. Он чувствовал, что и его огонь погас, если, конечно, он вообще был. – Все утрясется, успокоится, уляжется само собой, и чувства тоже.

Фафхрд согласно кивнул, и они пошли каждый своей дорогой.

Шли дни. Луна Ведьм выросла и пошла на убыль, уступая место Луне Призраков, которая в свою очередь тоже сошла на нет и сменилась Луной Середины Лета, которую еще иногда называют Луной Убийц, поскольку в период полнолуния она имеет обыкновение вставать позже и заходить раньше всех остальных полных лун.

Со временем многое на Льдистом действительно утряслось и даже в некотором роде улеглось и прояснилось, а именно все странное и непонятное от частого повторения сделалось привычным и заурядным, как это обыкновенно и случается.

«Морского Ястреба» починили и даже заново оснастили, но планы Фафхрда и Афрейт отправиться на нем в Уул-Илерн валить лес для оголенного Льдистого как-то сами собой отодвинулись в будущее. Никто не говорил «следующим летом», но все понимали, что так оно и будет.

Закончилась постройка казарм и складских помещений, включавшая в себя и сооружение канализационной системы и отстойника, которыми Мышелов непомерно гордился; однако починка «Бродяги», хотя и не застопорилась окончательно, продвигалась медленно, и планы Сиф и Мышелова отправиться на нем торговать с ледовыми гномами, обитавшими севернее Но-Омбрульска, казались теперь малореальными.

Необычное проклятие продолжало влиять на поведение Двоих (к великому наслаждению наславших его божков, чьи представления об удовольствии были весьма, надо сказать, примитивны), однако не настолько, чтобы лишить их способности командовать своими людьми или сделать менее остроумными, пылкими и галантными кавалерами. Большая часть их подчиненных вскоре привыкла считать странности поведения командиров «капитанскими причудами»; на них сетовали или ими хвастались – по обстоятельствам, но серьезного внимания на них никто не обращал. И только Пшаури, Миккиду и Скор не смирились с положением вещей и продолжали тревожиться, волноваться, испытывать нехорошие подозрения, – как им и пристало по чину: ведь лейтенант, предполагается, учится нести ответственность за подчиненных наравне со своим командиром. С другой стороны, островитяне, включая и суховатого Гронигера, находили, что причуды сомнительных протеже упрямых и своенравных Сиф и Афрейт превращали их из непредсказуемых союзников и потенциальных беспокойных соседей в законопослушных и порядочных граждан. В особенности сильное впечатление производила на них одержимость Мышелова разными мелочами.

Афрейт и Сиф хорошо понимали, что с их мужчинами что-то неладно; да и сами Двое, если уж на то пошло, отдавали себе в этом отчет. Однако они были склонны относить эти изменения на счет погоды или более глубоких психологических сдвигов, которые однажды уже превращали Фафхрда в религиозного фанатика, а Серого Мышелова – в расчетливого скрягу. А может быть, – кто знает? – нечто подобное неизбежно происходит с каждым, кто решает покончить с полной приключений и опасностей жизнью и обзавестись домом и семьей. Как ни странно, но мысль о проклятии, божеском или человеческом, ни разу не посетила их. Проклятия обычно давали себя знать очень ощутимо: человек либо бросался со скалы в пропасть, либо разбивал своим детям головы о камни; впавшие в безумие женщины нередко оскопляли своих мужчин, поджигали дома или самих себя, если под рукою не оказывалось подходящего вулкана, в который можно было бы прыгнуть. Никогда еще не случалось, чтобы проклятие действовало столь незаметно.