Я присел на пол — что-то плохо держали ноги. Наша игра становилась слишком травмоопасной. Если это в самом деле жулики и они обнаружат меня в своем осином гнезде, то уж, конечно, мне несдобровать. Никто не даст за мою жизнь и дохлой сухой мухи.

Мне стало жалко себя, Алешку, маму с папой и этого лейтенанта в милиции, который из-за своей неопытности не принял должных мер по обеспечению моей безопасности и которому наверняка попадет за это по служебной линии. А потом его замучает совесть от сознания невыполненного долга, и я буду по ночам являться ему во сне…

Сколько я так просидел, не знаю. Знаю только, что, если бы ожидание продлилось еще хоть минуту, я бы с позором удрал из этой проклятой квартиры и навсегда захлопнул бы за собой ее дверь…

И вдруг что-то из области шестых чувств толкнуло меня снизу. Я вскочил, нырнул в шкаф и прикрыл за собой дверцу, оставив узкую щель, чтобы дышать и слушать.

В двери снова щелкнул замок. Потянуло сквозняком по ногам. Кто-то вошел в квартиру. Я еще немного надеялся, что это Лешка пришел за мной. Но это был не Лешка.

Послышались два тихих голоса — женский и мужской.

— Упрятали наконец эту костлявую образину, — сказала женщина, и было слышно, как она сбросила туфли. — Все равно я ее боюсь.

— Не туда ты, Райка, пужливая, — ответил мужской голос. — Ментов бойся, а не покойников.

Они прошли в комнату, но я хорошо слышал их разговор в гулкой пустоте квартиры.

Неладное чует мое сердце, — сказал мужчина, что-то передвигая по полу. — Какие-то шустрые ребята стали вертеться вокруг. Не заложили бы. Если эту нашу хазу откроют — всему делу конец. А тут одних игрушек на пять кусков.

Я понял, что он говорит о машинках.

— Да брось ты, Пират. Нормально все.

Надо же, как мы угадали!

— Рисковать не будем, толканем, что за неделю успеем, а остальное — к Федюне на дачу.

— Смотри, ты командир, тебе виднее, — ответила женщина и, помолчав, спросила: — А эти тряпки куда пристроить? Может, в шкаф убрать, чтоб не на глазах было? Не верю я Федюне твоему.

У меня подкосились ноги…

— Не надо. Забудем еще в спешке. На подоконник сложи.

Они еще повозились в комнате, видно, выгружали товар, обулись и ушли. И тут же опять защелкал замок. Я чуть не взвыл. Обнаглели совсем! Как к себе домой ходят.

Но это был Лешка. Он пришел выручить меня. С пистолетом и молотком. Реалист-романтик.

— Докладывай, — строго сказал Лешка, когда я упал на тахту в отчем доме.

— Это самые настоящие жулики, — сказал я. — И Пират у них главный, мы не ошиблись. Знаешь, сколько они наворовали? Одни машинки знаешь сколько стоят? Пять кусков!

— Чего кусков? — не понял Алешка. — Мяса?

— Денег, чудак!

— А зачем им куски денег? Целых не дают, что ли?

Видно, с меня стало спадать напряжение, и я начал хохотать. Алешка с готовностью присоединился ко мне, и мы с ним, задрав ноги, полчаса ржали как конь и жеребенок в конюшне. Потом я объяснил.

— Кусок на ихнем жаргоне — это тысяча рублей. Значит, машинки они хотят продать за сколько?

— За пять тысяч! — безошибочно выдал Алешка. Не зря он во дворе таблицу умножения учил. — Да кто им столько даст?