Леня вскочил, охнув от боли в груди, схватил карабин и, передернув затвор, дослал патрон в ствол.

Чиграш шарахнулся в сторону и присел. Косой даже не пошевельнулся.

— Ну, — сказал он спокойно. — Стреляй.

Леня вскинул карабин, направил его прямо в лицо Косого.

— Ну, стреляй, стреляй, — вроде бы давал он дружеский совет. — Сопля ты. Ведь даже этого не сможешь. Скажи: «Руки вверх!» — и веди нас в милицию.

Леня бросил карабин на землю и разрыдался.

— А теперь, — так же спокойно продолжал Косой, — подними ружье, поставь его на место, стань на колени и извинись. И скажи громко: «Я сопля».

Леня, всхлипывая, поднял карабин, обтер его и повесил на сучок.

— И все?

Чиграш опять оказался сзади, подождал немного и, схватив Леню за шею, стал гнуть его к земле, пока он не коснулся ее коленями.

— И все?

— Я сопля, — честно сказал Леня.

Так, в общем-то, просто, но страшно началось его рабство, которое он принял безропотно, без борьбы. Впоследствии, долго и трудно размышляя, Леня признался себе, что фактически началось оно гораздо раньше. Но вместе с ним начался и его долгий и трудный путь к себе…

Разбудила его обильная струя, злорадно пущенная Чиграшом на брезент.

— Еще раз проспишь — морду умою, — сказал тот, застегивая штаны.

Косой выбросил из палатки Ленины ботинки — он всегда забирал их на ночь, чтобы Леня не пытался бежать. А куда там бежать? У него даже патрончик из-под валидола с аварийным запасом спичек отобрали.

Леня все оттягивал и оттягивал решающий момент, убеждая себя, что без самого необходимого он, даже при всем своем опыте, пропадет в тайге, а здесь его худо-бедно, но хотя бы кормят, и, может быть, когда-нибудь что-нибудь произойдет, представится какой-то счастливый случай и все само собой решится, образуется к лучшему. Он не хотел признаваться даже самому себе, что равно боится как одиночества, так и возмездия в случае неудачного побега.

А в том, что возмездие будет очень суровым, возможно, даже крайним, он не сомневался. Спутники его оказались обыкновенными уголовниками. Чиграш освободился совсем недавно, а Косой, практически спившийся, по с сильной еще волей человек, срок свой, полученный за пьяную поножовщину, много не досидел, находился в богах, и его разыскивала милиция. Прислушиваясь к кратким, не всегда понятным разговорам, Леня узнал, что когда-то, еще в бытность рабочим геологической экспедиции, Косой нашел хороший самородок на притоке реки Лихой, но скрыл это и увел оттуда всю партию — поджег тайгу. А начальнику для полной гарантии посоветовал за кружкой спирта указать в отчете, что участок этот обследован полностью. Тот подумал и согласился, чтобы не провалить план и без того неудачного года. И сейчас в надежде «озолотиться» Косой и Чиграш упорно шли к этому месту, а Леня был нужен им только как даровая рабочая сила.

Все чаще со страхом он задумывался; а что же дальше? Что ждет его, когда золото будет найдено и намыто? Ведь знает он об их делах вполне достаточно, чтобы на основе только его показаний и при его, даже пассивной помощи Косой и Чиграш снова и очень надолго заняли свои еще теплые места на лагерных парах. Что и говорить, даже их действия по отношению к нему уголовно наказуемы, не считая ранее совершенных краж и угона лодки. Была, правда, у Лени слабенькая надежда, что в конце концов они отпустят его, запугав тем, что он тоже достаточно замаран, что он не только свидетель, но и активный соучастник. Может быть, именно для этого они часто напоминали ему о якобы утерянных на причале документах, которые он обронил, когда угонял лодку. Может быть, именно поэтому Чиграш, включая транзистор, дразнил Леню, говоря, что он мог бы выбрать «радио» и получше, побогаче да погромче. Может быть, поэтому они намекали на какие-то следы, будто бы оставленные им в каком-то магазине. Может быть… А если нет?