— Ничего! — всхлипнула Люба.
— Мажор обидел?
— Не твое дело! — в голос зарыдала она.
— Тише ты, уволят.
— Уже уволили!.. Сказали, чтобы я больше здесь не появлялась!..
— Все равно, тихо.
Федор обнял девушку за плечи, потянул в сторожку, и она покорно пошла за ним.
Строжка маленькая, но из двух комнатушек — одна остекленная, со столом и телевизором, в другой кушетка и холодильник. Федор завел девушку в спальное помещение, усадил на кушетку.
— Кто уволил? — спросил он.
— Мажор!.. Сказал, что я его обманула!.. А у меня только Генка был… — Люба на секунду задумалась. — И Славка… Ну, и с Гришкой немного… И не совсем…
— Что, значит — не совсем?
— Отстань! — Люба закрыло лицо руками и боком завалилась на кушетку.
— Идиот он, этот твой мажор!.. Сейчас девственницу только в младших классах можно найти.
— Я в старших классах была! — заревела Люба.
— Мне, например, все равно… — Его рука вдруг оказалась под подолом ее сарафана.
— Что ты делаешь? — Люба вдруг перестала плакать.
— Попка у тебя прохладная… Это из-за слез. Это же влага. А когда влага испаряется, температура понижается. Ты больше не плачь, а то совсем остынешь, тогда все…
— Я не плачу, — встревожилась Люба.
Федор переместил руку с одного полузадия на другое.
— Ну вот, здесь уже теплей…
— Это рука у тебя теплая.
— Ну, кто-то же должен тебя согреть… И счет округлить…
— Какой счет?
— Ну, кто там у тебя был? Генка, Славка и Гришкина половинка… Возьмешь мою половинку, и будет «три»…
— Какую половинку?
— С мажором по полной было? — изнывая от нетерпения, спросил Федор.
— Он как набросился на меня… А утром сказал, что я его обманула…
Люба вздохнула. Она уже поняла, что его мало интересует ее история о матросилах и бросилах. Он сам собирался задать ей жару, а она уже настраивалась на утешение. И на новое увлечение.
Но Федор на серьезные отношения не настраивался. Не готов он к этому. Но мажора он осудит. И пожалуется на него начальству. Хотя бы потому, что задача у него такая — следить и сообщать о каждом шаге московского фрукта.
Глава 2
Гравийный щебень — товар хороший, но громоздкий, ладошками его не вычерпаешь, не вывезешь. Тут экскаватор нужен, самосвалы. Все это у Гаркуши есть. Только вот совести ему не хватает. Ничего, Дорофей добавит.
Подлеца взяли по всем правилам разбойничьей науки. Свалили дерево поперек дороги и, когда Гаркуша вышел из кабины, окружили его.
— Ну вот и приехал! — оскалился Дорофей, вынимая нож из сапога.
Дорога узкая, лес глухой — лучшего места, чтобы убить, и не придумаешь. А убить Дорофей мог. И Боров с Шуликом останавливать его не будут. А Боров еще и пальнуть мог из своего обреза. Все это Гаркуша прекрасно понимал, поэтому его затрясло от страха.
— Помнишь Косого? Помнишь, как ментам его сдал?
— Я не сдавал!.. Менты сами! — брызнул слюной Гаркуша.
Дорофей презрительно усмехнулся. За сорок лет мужику, все лицо в морщинах, совсем уже взрослый, а ведет себя как сопливый юнец. И страшно ему, и врет не задумываясь.
— Так и нож в тебя сам войдет.
— Не надо!
— Как это не надо? Мы с Косым одну зону топтали, — соврал Дорофей. — Он привет тебе передавал… Тебе брюхо вспороть или глотку перерезать?